Кровь среди лета

Бертил Стенссон огласил повестку дня. Первым пунктом пастор предлагал обсудить ситуацию вокруг Мильдред — он не сказал «вокруг Стефана», — а потом перейти к другим вопросам.

— Мне нравится, что тебя так любят прихожане, — обратился Бертил к Нильссон. — Однако вся эта война полов в нашем пасторате не может меня не беспокоить. Здесь надо что-то менять.

Стефан чуть не подскочил на своем стуле.

— Но я не женоненавистник, — смущенно пробормотал он.

— Нет, однако тебя выставляют именно таким. — С этими словами Бертил Стенссон положил на стол последний номер местной газеты.

Ни у кого не возникло необходимости брать его в руки, этот номер читали все. «Женщина-священник дает ответ» — гласил заголовок. В статье рассказывалось о последней проповеди Мильдред Нильссон. Она напоминала, что стола — одежда женщин Древнего Рима, однако с третьего века используется в качестве литургического облачения священников. «Таким образом, — далее приводились слова самой Мильдред, — одежда современных пасторов по происхождению женская. Я не против рукоположения мужчин, — говорила далее Мильдред, — потому что в этом вопросе нет различия ни между мужчиной и женщиной, ни между эллином и иудеем».

Газета не обошла вниманием и Стефана. «Стефан Викстрём, — писал журналист, — не считает себя лично задетым словами Мильдред Нильссон. Он любит женщин, но предпочел бы не видеть их в священническом облачении».

Сердце Стефана замерло. Он чувствовал себя обманутым. Да, именно это он и говорил, но в совершенно другом контексте. Журналист спросил его: «Вы любите своих братьев. А как насчет сестер? Вы женоненавистник?» И он честно ответил, что нет, ни в коем случае. Он любит женщин. «Однако предпочли бы не видеть их в священническом облачении?» «Нет», — ответил Стефан. Вот какой был разговор в общих чертах. Викстрём не вкладывал в свои слова никакой оценки, не устанавливал никакого ранжира. Он полагал, что работа диаконисы не менее важна, чем священника.

Пастор сказал, что не хотел бы видеть никаких ответных действий со стороны Мильдред.

— А со стороны Стефана? — спокойно спросила она. — Ни он, ни его семья не приходят на мои проповеди. У нас никогда не было совместных конфирмаций, потому что Стефан отказывается со мной работать.

— Я не могу игнорировать слова Священного Писания, — отвечал Викстрём.

Мильдред нетерпеливо тряхнула головой. Бертил старался выглядеть невозмутимым. «Они много раз слышали это раньше, — подумал Стефан. — Тем не менее правда остается правдой».

— Иисус выбрал себе в ученики двенадцать мужчин, — говорил Викстрём. — Первосвященник также всегда был мужчиной. Сколько же можно закрывать глаза на Священное Писание в угоду преходящим социальным ценностям?

— При этом все апостолы, равно как и первосвященники, были евреи, — заметила Мильдред. — Как с этим? И потом, перечитай Послание к евреям, там сказано, что наш первосвященник — Иисус.

Бертил сделал останавливающий жест рукой. Это означало, что он не желает продолжения этой бесконечной дискуссии.

— Я уважаю оба ваши мнения, — сказал он. — И я постараюсь не допустить, чтобы женщины-священники работали под твоим началом, Стефан. Однако я прошу вас обоих поддержать и меня, и общину в этот трудный момент. Воздержитесь от публичной полемики, по крайней мере с церковной кафедры.

Строгое выражение лица пастора сменилось на примирительно-спокойное. Он, казалось, даже подмигнул Мильдред в знак понимания.

— Призываю вас сосредоточиться на нашей общей задаче. Я ничего не хочу больше слышать о гендерных проблемах и засилье мужчин в нашей церкви. И уж поверь мне, Мильдред, Стефан не ходит на твои проповеди вовсе не потому, что игнорирует тебя как священника.

Выражение лица Мильдред не изменилось. Она пристально посмотрела Стефану в глаза, словно ожидая его ответа.

— Есть Священное Писание, — повторил Викстрём. — Я не могу закрывать на него глаза.

— Мужчины избивают женщин, — сказала Мильдред. Потом перевела дыхание и продолжила: — Мужчины используют их, ни во что не ставят, издеваются над ними, убивают. Мужчины отрезают женщинам половые органы и отнимают жизнь у новорожденных девочек, они заставляют женщин прятать лица и запирают их на замок. Мужчины насилуют женщин, не дают им получить образование, платят меньшую зарплату, не допускают к государственной власти, препятствуют в получении священнического сана. Я не могу закрывать на это глаза.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина.

— Имена, Мильдред, — тихо потребовал Бертил.

— Она нездорова, — задыхаясь, проговорил Стефан. — Ты считаешь меня… Ты ровняешь меня с женоненавистниками. Это не дискуссия, это клевета, и я не намерен…

— Что именно? — спросила она.

Оба они встали. Где-то за спиной раздавались призывы Бертила Стенссона и Микаэля Берга успокоиться и сесть.

— Что именно из сказанного клевета?

— Здесь не место таким дискуссиям, — растерянно проговорил Викстрём. — Дальше так продолжаться не может. Я не намерен работать с… Мы не можем работать вместе, ты видишь это сама.

С этими словами Стефан устремился прочь из комнаты.