Кровь среди лета

Анна-Мария Мелла остановила свой «форд эскорт» во дворе Магнуса Линдмарка. Как утверждали Лиза Стёкель и Эрик Нильссон, этот человек никогда не скрывал своей ненависти к Мильдред Нильссон. Это он резал шины на ее автомобиле и поджигал ее сарай.

Анна-Мария помыла машину, воспользовавшись имеющимся во дворе краном и шлангом, и выключила воду. Линдмарк оказался коренастым, сильным на вид мужчиной лет сорока. Завидев гостью, он закатал рукава рубахи, словно чтобы продемонстрировать мускулы.

— Вот так паровоз! — пошутил Линдмарк насчет ее автомобиля.

Поняв, что гостья из полиции, он изменился в лице. Внезапно в глазах мелькнуло смешанное выражение презрения и страха, и Анна-Мария пожалела, что не взяла с собой Свена-Эрика.

— У меня нет желания отвечать на ваши вопросы, — сказал Магнус Линдмарк, прежде чем она успела открыть рот.

Анна-Мария представилась и достала удостоверение, хотя в этом не было никакой необходимости. «Ну и что же мне теперь делать? — подумала она. — Как мне заставить его говорить?»

— Но ведь вы даже не знаете, о чем я хочу с вами побеседовать, — обратилась она к Магнусу Линдмарку.

— Дайте мне угадать, — ответил он, изображая на лице напряженную работу мысли и потирая подбородок указательным пальцем. — О сучке с пасторском воротником, которая получила по заслугам, так? Мне действительно совершенно нечего сказать о ней.

«О! — подумала Анна-Мария. — Ты, похоже, готов говорить на эту тему круглые сутки».

— Что ж, — вздохнула она. — Тогда мне остается снова завести свой паровоз и отправиться восвояси.

С этими словами Анна-Мария повернулась и пошла к машине, ожидая, что Магнус Линдмарк окликнет ее.

— Если найдете парня, который сделал это, — закричал он ей вслед, — обязательно сообщите мне, чтобы я мог пожать ему руку.

Анна-Мария повернулась к Линдмарку, уже взявшись за ручку дверцы автомобиля. Она не ответила.

— Она была чертова сука и получила по заслугам. У вас есть блокнот? Запишите.

Анна-Мария демонстративно достала блокнот и ручку и написала «чертова сука».

— Похоже, кое-кого Мильдред Нильссон действительно раздражала, — произнесла она, как бы размышляя вслух.

Магнус Линдмарк сделал несколько шагов вперед и остановился на угрожающе близком расстоянии.

— Можешь не сомневаться в этом, — кивнул он.

— За что вы так на нее злитесь? — спросила его Анна-Мария.

— Злюсь? — повторил Линдмарк. — Я злюсь на собаку, которая облаивает белку на дереве. А здесь я не намерен юлить и прямо скажу, что ненавидел эту суку всеми фибрами души. И не я один.

«Говори же», — подумала Анна-Мария и понимающе кивнула.

— За что же вы ее ненавидели?

— За то, что она разрушила мою семью, вот за что! — закричал Магнус Линдмарк. — За то, что мой мальчик стал писать в постель в возрасте одиннадцати лет. Да, у нас были проблемы, но Мильдред вовсе не собиралась помогать нам в их решении. Я говорил Анки, что ничего не имею против того, чтобы обратиться в семейную консультацию. Но нет, она пошла к ней, и эта чертова сука подбила ее уйти от меня. Вместе с ребенком. Вы думаете, этим должны заниматься священники?

— Нет, но вы…

— Да, мы ссорились с Анки. Но ведь и ты иногда ругаешься со своим парнем?

— Частенько. Но вы так ненавидели ее, что… — Анна-Мария не договорила и принялась листать свой блокнот. — Вы подожгли ее сарай, прокололи шины на автомобиле, перебили окна в теплице.

Магнус Линдмарк широко улыбнулся:

— Откуда вы знаете, что это я?

— Что вы делали в ночь накануне праздника летнего солнцестояния?

— Я уже отвечал на этот вопрос, — спокойно продолжал Линдмарк. — Тогда я заночевал у одного моего приятеля…

— Фредрика Корпи, — прочитала Анна-Мария в своей записной книжке. — Вы часто ночуете у приятелей?

— Только когда напиваюсь так, что не могу вести машину.

— Вы сказали, что не вы один ее ненавидели. Кто еще?

Магнус Линдмарк развел руками.

— Да кто угодно…

— Я слышала, ее любили.

— Да, все эти чертовы истерички.

— И мужчины тоже.

— Такие же, как эти чертовы истерички. Спросите любого нормального парня, если можно так выразиться, и он вам скажет. Она встала поперек горла охотникам, потому что хотела отменить аренду или что-то вроде того. Однако если вы полагаете, что это Торнбьёрн убил ее, то здесь вы заблуждаетесь.

— Торнбьёрн?

— Торнбьёрн Илитало, церковный лесничий и председатель общества охотников. Он сильно поругался с ней весной прошлого года, полагаю, был не прочь вставить ствол ей в глотку. Все из-за ее чертова фонда в защиту волчицы. Стокгольмцы ведь очень любят волков. Но когда волки доберутся до их площадок для игры в гольф, да придут на их загородные веранды, да сожрут всех их пуделей на завтрак — вот тогда начнется охота!

— Разве Мильдред Нильссон из Стокгольма?

— Нет, но откуда-то с юга. Кузен Торнбьёрна Илитало в девяносто девятом году из-за волков лишился своей лайки. Они сожрали ее, когда он ездил на Рождество навестить родителей жены в Вермланд. А какая была собака, чемпион с дипломом! Он рассказывал в баре у Мике, как нашел ее, точнее, то, что от нее осталось: скелет и немного окровавленных внутренностей.