После долгого заточения избыток новостей и впечатлений утомлял. Алексей пробовал сосредоточиться на главной задаче, но мысли текли сами по себе, постоянно возвращаясь к странному повороту судьбы. Найти родственников, тем более – отца, было тайной мечтой любого кадета Академии. С годами это желание притуплялось и становилось чем-то вроде детских фантазий, но никогда не исчезало совеем. Туркин знал, что тот же Ямата завидует своим товарищам, которым удалось найти родню, пусть и в критический момент, и вовсе не такую, как это грезилось в детстве. Отец Семенова – страдающий от частичной амнезии торговый пилот, отец Туркина – враг государства… Кем бы ни были эти отцы, у Георгия в родословной по-прежнему оставались сплошные белые пятна. Алексей хорошо знал друга. Ямата не был сентиментален, но хотя бы чуточку он все же завидовал товарищам. Даже странные, кривые корни лучше, чем их отсутствие, а осуществление детской мечты – событие и вовсе пограничное с магией.
То, что Зевс оказался Алексею прямой родней, объясняло многие странности сложившихся между ними взаимоотношений. Лидер олимпийцев хотел, чтобы его сын сражался за правое дело, и отца трудно было за это осуждать. Единственным, чего не мог принять Туркин, была несвоевременность. Зевсу следовало задуматься над вопросами вселенской справедливости гораздо раньше, когда Алеша ещё не стал кадетом, а был действительно его сыном. Теперь, спустя тридцать пять лет, кроме уз крови, их не объединяло ничто. Туркин вырос и сформировался как личность в условиях, принципиально отличных от тех, в которых жид Зевс. Алексей стал верным и преданным ордену Воином, настоящим титаном, и уже ничто не могло сбить его с выбранного однажды жизненного пути. Его отец остался в прошлом, за гранью воспоминаний. Зевс опоздал, а орден не прощал опозданий. Воин Туркин был одним из лучших представителей ордена, а значит, всегда поступал так, как было записано в уставе или передавалось в форме устных традиций.