Кровь Троянского коня

Я уверен, что они поняли то, чего я от них добивался. Молодой жрец был готов проклясть свою веру, за это я одарил его жизнью. В моем присутствии он разбил изображение страшного идола, а также указал мне тайный вход в подземелье под храмом. Другие же отказались, в том числе и царь этого народа, который именовался странным и языческим именем Иратитль. Поэтому я приказал моим помощникам готовить помосты для сожжения еретиков. Только так, путем очистительной смерти, они могут быть вырваны из лап Сатаны.

Не могу сказать, что я с легким сердцем отдал такое приказание, однако это была вынужденная мера. Высшая, божественная справедливость должна была утвердиться и в этом городе, который многие века, если не тысячелетия, с самого сотворения мира Господом находился под игом сил тьмы.

Я спустился в подземелье и обнаружил там обширную библиотеку, которую составляли книги на коже и камнях, явно богохульственного и мерзкого содержания. Поэтому по моему приказу книги эти были уничтожены. Они не представляли ни малейшего интереса ни для ученых, ни тем более для Святой Матери нашей Церкви. Часть из них была сожжена, другая часть утоплена в озере. Некоторые из рисунков индейцев, найденные мной в огромной их священной книге жрецов, я скопировал и поместил на обратной стороне листов своей рукописи. Саму же книгу индейских жрецов я разорвал на мелкие клочья, а затем предал огню, уничтожившему колдовскую скверну.

Тем временем Уго сумел утвердить свою власть в Эльдорадо. Практически все индейцы мужского пола, за исключением тех, кто сразу согласился сотрудничать с нами и перейти в христианскую веру, были перебиты, оставшиеся в живых согнаны на площадь, где они по моей настоятельной просьбе должны были лицезреть бесславный и мучительный, но совершенно справедливый, более того, абсолютно необходимый конец земного пути своих бывших главарей, развенчанных нами.

Первыми сожжению были преданы два оставшихся в живых верховных жреца. Я видел, как огонь вздымается перед ними, слышны были и их крики. Индейцы с ужасом и беспомощностью взирали на это. Они понимали, что так будет с каждым, кто посмеет противопоставить себя нашей воле.