Кровь в круге

— Конечно-конечно, нет уже давно в Карне рабства! Они работают добровольно, даже дерутся за работу, за премии вообще на подвиги идут.

— Вы им, наверное, очень хорошо платите.

— Да конечно! — расхохотался мужчина, с сарказмом посмотрел на Веру, понизил голос: — Я плачу им ровно столько, чтобы они не сдохли от голода, и могли по праздникам позволить себе не просто хлеб, а хлеб с маслом, и то только если работают сверхурочно. Это такая игра в теоретическую свободу — рабства нет, а рабы есть.

— Почему они на это соглашаются?

— А какой у них выбор? — весело развел руками мужчина. — На все графство три завода, чтобы там работать, надо учиться, а учиться дорого. Работать без образования можно только на рудниках, а там такая зарплата, на которую можно купить билет максимум в соседнюю деревню, а там то же самое. У них нет выбора, они грузят камень за гроши, и радуются, что хотя бы это есть, потому что могло быть и хуже.

— Вы восстания не боитесь?

— Нет, у меня хорошая охрана, — он небрежно отмахнулся, самодовольный и гордый. — Они пытаются периодически бастовать и требовать поднять зарплату, я в таких случаях останавливаю производство на недельку-другую, и потом плачу в конце месяца за вычетом этой недельки-другой, у них начинается голод, я пригоняю пару телег с хлебом и раздаю бесплатно, чтобы оценили, какой я добрый и как забочусь о своей скотине. Обожают меня, так благодарят, плачут, молятся за мое здоровье.

Вера молчала, ощущая свои ноги чужими и неловкими, они все еще танцевали, а она мысленно стояла на броневике и картаво призывала вешать и расстреливать, лихо сдвинув на затылок кепку, и обещая новый путь.

«Это не сработало, Вера, успокойся.»

— Вы так покраснели, боги, это очаровательно! В вашем мире тоже в чести благотворительность? Или вы так поражены моим талантом управленца?

Она опустила голову, пряча лицо, пытаясь что-нибудь придумать, чтобы это просто прекратилось, она не хотела это больше выносить ни секунды.

— Госпожа Вероника? Ваши щечки похожи на белые яблоки с красным боком, так бы и лизнул, да мне сладкое нельзя, — мужчина с сальной улыбочкой потянулся рукой к ее лицу, она отшатнулась, еле успев отбросить его ладонь, сбилась с шага и остановилась. В них чуть не врезалась ближайшая пара, Вера освободила руки, партнер опять попытался их взять, усмехнулся: — Да ладно вам недотрогу строить, все уже знают, что вы любите все блестящее. — Наклонился к ее уху и громко шепнул: — У меня столько рудников, что я вам таких рубинов могу ванну насыпать. И я, представляете, совершенно не женат!

Вера опять освободила руки, беззвучно шепнула:

— Не идите за мной, мне плохо, — развернулась и быстро пошла вон из зала, не представляя, куда идет. Ее тошнило от него, его слова мелькали в памяти рваными фразами, отвратительными вместе и по отдельности, в зале было душно, она взяла с подноса у проходящего мимо официанта запотевший шипучий бокал, но он оказался недостаточно холодным, даже конденсат уже нагрелся.

«Королевский дворец, блин, позорники.»

Она быстро куда-то шла, просто для того, чтобы не стоять, и чтобы встречный поток воздуха и встречные случайно услышанные фразы стерли из памяти ее недавнего партнера.

«Ну и где все?»

По мере удаления от танцевального зала становилось темнее, вот светильники уже начали гореть через один, коридор погрузился в полумрак.

«Нет, это просто у меня в глазах темнеет. Господи, я сейчас упаду.»

Начали неметь руки, отвратительно знакомым предощущением уплывающего пола и писка в ушах. Навстречу попадались какие-то люди, которых она не знала, полный дворец людей, и никто ей не подходит. Окна… Она осмотрелась — это была не та сторона, где внутренний сад, а противоположная сторона дворца, получается, внешняя.

«Здесь же тоже должен быть выход?»

6.38.24 Знакомство с Санджакм аль-Пателем

— Госпожа Вероника? — перед ней возник кто-то в белом, окатил запахом сандалового дерева, еле ощутимым, и поэтому прекрасным.

«Близко. Неприлично, надо отходить.»

Она в него то ли врезалась, то ли упала. Потому и запах почувствовала, что почти уткнулась носом ему в шею, ужасно неприлично.

— Сюда, госпожа Вероника, — он открыл окно, обрушивая в дворцовую духоту морозную дождливую ночь, оглушительно запахло кленами, желтыми, мокрыми, Вера медленно вдохнула полную грудь, схватилась за подоконник, и наконец-то ощутила свои ноги твердо стоящими на полу. Открыла глаза, увидела в руке бокал шампанского, сделала крохотный глоток и поморщилась, шепча:

— Какая гадость. — Поставила бокал на подоконник и наконец подняла неловкий благодарный взгляд на своего спасителя.

Здесь действительно было темно, ей не казалось. Верхний свет не горел, маленькие полудекоративные бра на стенах светили вполнакала, делая спасителя еще смуглее.

«Ридиец. Тот ридиец, который мешал мне рассматривать цыньянцев.»

— Мы знакомы? — с улыбкой спросила она, он смущенно улыбнулся и качнул головой, почти шепотом отвечая: