Когда такси останавливается перед домом Арчера, я выбегаю, оставив черт знает сколько денег. Может быть, больше, чем толстый наконечник. Может быть, недостаточно, чтобы покрыть стоимость проезда. Я взбегаю по лестнице на второй этаж, преодолевая их по три за раз, и без стука распахиваю дверь. Меня встречает здоровенный парень в форме — официант, или водитель, или черт его знает кто. Он вскакивает с дивана в смокинге в гостиной прямо в мою сторону, размахивая ручкой с испарителем в руке.
Под кайфом от адреналина и ярости я позволил ему добежать до моего места возле двери, прежде чем врезаться головой в ближайшую стену. Но потом я это чувствую. В моем животе.
Он вонзает ручку в мой пресс с горловым ревом, оставляя ее внутри, когда рушится на пол. Запах крови появляется перед жалом лезвия. Потом я вижу это. И когда я вижу это — оно повсюду.
Ручка не ручка. Ручка — это чертов нож. И острый, мать его, нож.
Я отшатываюсь, глядя на дыру в животе. Не слишком большая, но слишком глубокая.
Членосос выпотрошил меня. Мне нужно добраться до Прескотт, пока я не сдох от потери крови или гребаного перитонита.
Может быть, это больно. Я верю, что да. Желчь подступает к горлу, и пятно крови быстро растекается по моей белой рубашке. Я одним махом вытаскиваю нож, вздыхаю с облегчением, когда он не выходит вместе с моими кишками, переворачиваю нападавшего на спину и вонзаю его в горло. Нож скользит насквозь, пока не коснется пола. Его обмякшее тело оживает, дернувшись еще раз, прежде чем он сдается и падает замертво.
С ручкой в руке я, спотыкаясь, выхожу в коридор, капая, капая, капая своей кровью на половицу. Я вижу приоткрытую дверь и знаю, что ждет меня внутри. Я открываю ее. Я хочу пронестись сквозь нее, как вьюга, но с каждым шагом мое зрение становится все более расплывчатым, а шаги - все более шаткими. Я умираю? Возможно. Но мне все равно.
Ублюдок стоит спиной к двери. Кто так делает? Кто дает сопернику спину?
Я раскачиваюсь, как пьяный, натыкаясь на стену и комод в его спальне, пока нож не прижимается к его горлу. Вероятно, он думал, что я никогда не зайду так далеко, что меня перехватит в гостиной его мускулистый мужчина.
— Отпусти ее.
Я яростно моргаю, пытаясь сфокусироваться, и знаю, что забрызгал его кровью, но когда я вижу то, что передо мной, у меня проблемы посерьезнее, чем потеря сознания.
Кэмден Арчер растянулся на плюшевом кресле в своей комнате лицом к окну.
Под ним, на полу, сидит Прескотт, избитая до полусмерти.
Пистолет у ее виска. Рука, обхватившая ее шею, покрытая фиолетово-красными синяками. Я чувствую, как сжимается горло.
— Диабла была единственной болезнью, от которой я не мог избавиться. — Его шикарный английский акцент сейчас звучит так далеко. Он гладит ее по голове. Почему он гладит ее по голове? Я хочу остановить его, но не могу. Я знаю, что если я не убью его в ближайшее время, то умру сам. Но я не могу случайно прижать нож к его горлу, потому что он может нажать на курок.
— Что такого в Прескотт Берлингтон-Смит, что ставит взрослых мужчин на колени — спрашивает он вслух. Мое тело подводит меня, я падаю и хватаюсь за спинку его сиденья для равновесия. Ему все равно, что я приставил нож к его горлу. У меня такое чувство, что его больше ничего не волнует.
Но меня волнует. Я так забочусь о девушке, которая вынуждена сидеть между его ног. И меня губит то, что я не могу ее спасти.
— Это нормально — падать, Натаниэль. Мы все иногда падаем. — Его пистолет убирает волосы с ее лба почти мило. — Знаешь, я видел тебя несколько лет назад, когда навещал своего отца в Сан-Димасе. Никто не пришел к тебе в гости. Ты проводил время во дворе. Ты казался таким невидимым внутри своего большого тела. Ты думаешь, что нашел ради чего жить, но она принадлежит мне. Искусство отпускать. . . — Он хихикает. — Я никогда не был хорош в этом.
— Убей нас обоих и уходи, Нейт. Я хочу, чтобы он умер, — командует моя смелая девушка на заднем плане, но я уже плохо слышу. Все становится белым. Голоса приглушены. Мои часы перестают тикать.
Я эгоист. Я никогда не позволю ему убить ее, даже если она этого хочет.
— Да, Натаниэль. Убей нас обоих, — слышу я его эхо сквозь красную, жгучую боль, пульсирующую между висками. — Наше время вышло.
Впервые с тех пор, как мы с Горошком встретились, меня что-то осенило.