— Да крановщик сюда должен приехать, его лучше здесь подождать. Проходи, садись. Расслабься. Хочешь чаю? — девочка оказалась на редкость миловидной, опрятно одетой, правда, руки у нее были грязно-желтые.
Терпухин спрыгнул с бетонной плиты и присел на ящик из-под снарядов.
— Минуточку подожди, я сейчас приду, — пробормотала девочка, взяла чайник, зашла за плиты и стала там плескаться. Вскоре она появилась вновь.
— Так где же крановщик? — спросил Терпухин, смутно подозревая, что здесь что-то не так.
— А ты что, без него не сможешь? — улыбнулась девочка и вдруг стала раздеваться. Она расстегнула молнию на боку, спустила джинсовый сарафанчик вниз, выпутала из него ноги и предстала перед Юрием и одной хлопчатобумажной маечке. Не успел Терпухин и глазом моргнуть, как девочка сняла и майку.
— Лифчик снимать? Или сам любишь это делать? — спросила она. Лифчик у нее был явно не по размеру, но ушит, чтобы можно было застегивать крючки на спине…
— Эй, что ты делаешь? — прошептал пораженный до глубины души Терпухин.
— Значит, ты стеснительный, — как ни в чем не бывало прощебетала девочка, — я и сама сниму. Есть много стеснительных мужиков, а есть наглые. Звери…
Взмах руки — и ребенок предстал перед ошеломленным Терпухиным в совершенной наготе при всех незавершенных, еще детских формах и размерах тела.
— У т-т-тебя, у тебя с головой все в порядке? — заикаясь спросил Терпухин.
— Что ты имеешь в виду? Ты что, против, что ли? — девочка прикрыла руками безволосый лобок. — Что, денежек нету? Я понимаю. Могу и без денег… Ты красивый. Дашь пачку сигарет?
— Ты что делаешь? — закричал Терпухин. — А ну-ка, одевайся! Да черт с тобой, стой раздетая!
Он полез на плиты, плюясь и чертыхаясь.
— Подожди, ты не заплатил! Ты посмотрел и не заплатил… Дай хоть сигарету! Без фильтра хоть! Мне и за это деньги дают!
— Розог тебе надо, а не денег!
— Э, трус! — закричала девочка, со слезами одеваясь, — А еще мужчина! Звездуй отсюда, бессовестный!
После бучи, которую поднял Терпухин у командира части, беженцев убрали. Терпухин самолично отвез девочку, назвавшуюся Светланкой, в город, в психиатрическую клинику.
— Что мне с ней делать? — проворчал главврач клиники, несколько минут поговорив с девочкой. — Мне больных кормить нечем, а ей нужны не психотропные препараты, а коррекция поведения. Она ведет себя, как взрослая женщина!.. Ладно, придумаем что-нибудь.
В конце концов, более детально обследовав Светланку, врач выписал ей направление в специнтернат.
— Это что? — поинтересовался Терпухин. — Что-то вроде колонии для несовершеннолетних?..
— Да нет, — улыбнулся психиатр. — Там хорошо. Мы же не входим в систему МВД. Нас вообще нельзя рассматривать как учреждения, ограничивающие свободу людей… В этом специнтернате на замке никого не держат. Только первые две недели… А потом хочешь — уходи.
— Уходят?
— В том-то и дело, что почти не уходят.
— Как же там добиваются таких успехов? — спросил Терпухин.
— Это старо, как мир, — вздохнул врач. — Знаете, у меня есть дипломник, будущий врач-психолог. Он собрал материал о детях, затянутых в криминальные подвально-чердачные сообщества. Удивлялся тому, как часто их там хвалят. Храбро на шухере стоял — орел! Нужного мужика в нужном месте углядел — молодчина! У детей психика устроена так, что угрозы и критику они не воспринимают абсолютно. Начни эту девочку ругать или бить за то, что она потаскушка, еще хуже будет. А в специнтернате работают психологи, они вернут ей сознание детства. Во всяком случае, попробуют.
В специнтернате заведующая отделением не удивилась новой пациентке.
— Это ужас — сказала она Терпухину. — Всего четыре года назад я свою первую четырнадцатилетнюю пациентку с расторможенностью сексуальных интересов показывала на врачебной конференции как уникум. А сейчас мое отделение переполнено бесхозными, все вкусившими девочками с вокзалов и чердаков. Военное поколение…
Пообещав Светланке навещать ее, Терпухин вернулся в станицу и зашел к Ковалеву. Тот был погружен в свои бумаги.
— Никогда не думал, что снова тебя увижу, Ковалев, — сказал Терпухин.
— В чем дело?
— В такой переплет в Москве попал!.. Да ладно. Был вот в городе, купил бутылку какой-то заморской гадости. Попробуем?
Они распечатали бутылку «Абсолюта» и разлили содержимое по стаканам.
— Хорошая штуковина, самая лучшая, говорят.
— Я, конечно, все время ошибался в таких вещах, но больше не буду. Если уж пить, так только «Абсолют».
— Да, кстати, Ковалев, где твоя семья?
— Уехала. За Урал… Уже поздно, давай устраиваться на ночлег. Куда ты, в чистое поле ночевать пойдешь?
— Меня ждут…
— Ладно. Переспишь тут. Ты будешь спать на постели, а я на полу.
Они улеглись и потушили свет.
— Ты, Степан, как теоретик казачества, по-прежнему думаешь, что современное казачество — это реальная сила? — спросил Терпухин, радуясь чистому белью, — спать много раз приходилось в основном и спальном мешке.