Кровь. Закат

Глаза слезятся, наполняются влагой, выступившей помимо ее воли. Мелкие капли, запутавшись в пушистых ресницах, не дают ничего рассмотреть, преломляют и свет, и тени, расслаивают солнечный спектр на составляющие, где голубой похож на небо, зеленый на невыкошенные луга, а красный – на пылающие горны, полные раскаленных углей… проступают из темноты двурогие наковальни, похожие на коров, жидкий металл, сварившийся в малиновое варево, льют из большого ковша в большую пятиконечную форму. Сноп брызг во все стороны – засверкали по полу, быстро остывая. Кроме одной. Одна из них – большая и прыткая – вдруг заметалась по кованому горячему пятачку между наковальнями, запрыгала вокруг, мечась как угорелая. Словно маленький кролик, улепетывающий со всех ног. И было от кого – огромные клещи словно того и ждали – бросились за ним, щелкая своими металлическими зубами. Заметался между железными коровами кролик пуще прежнего, и клещи никак не могли поспеть за ним: никак не могли впиться зубами в огненный мех, хватали пустой воздух, хлопая безуспешно волчьей своей пастью. А кролик, словно издеваясь, словно брат его солнечный заяц оказывался то тут, то там, то там, то сям. Но зубастые клещи изловчились и загнали его, быстроногого, в темный угол, загородили собой единственный выход. И тут бы ушастому беглецу совсем конец, но заискрило вдруг все вокруг, превращаясь в разноцветные дрожащие пятна, в сотни маленьких радуг, которые сложились в одну большую Радугу… Радугу в облаке брызг, заполняющую собой все вокруг. И маленький кролик не раздумывая бросается в это облако, летит сломя голову, не чуя земли под ногами… и вот уже не ясно, где он там, среди этих брызг… и может быть он уже одна из этих мерцающих капель, а может его там давно уже нет…

…он полетел в эту Радугу вперед головой в стену воды пробив ее насквозь и вынырнув с той стороны.

В самом северном море у самого Северного полюса, подо льдами – и то не такая вода.

Холодная? Студеная? Ледяная? Нет, все не то.

Не про воду это из этого озера.

Жидкий азот теплее – вот какая вода в нем.

Жгла она, крутила судорогами тело, впивалась тысячью иголок – но не чувствовал он ничего… Выбрел на каменистый берег, режущий ступни его безжалостно острыми краями – но и этого он не чувствовал.

Влез он на плоский камень посреди пещеры.

Она стояла и смотрела на него. Смотрела, будто не узнает. И он, боясь пошевелиться, смотрел на нее.

Худенькая девочка, похожая на его маму. На свою бабушку.

– Алиса… – еле слышноон.

И пусть в черной стоячей воде не отражаются ни свет, ни берег, ни сама пещера, ни он сам, пусть диафильм обрывается на этом самом месте, и никто, в том числе и он сам, никогда не узнает, что было дальше – он улыбается… он где-то там – на большом плоском камне посреди Безымянного Озера. Он прижимает ее к себе, эту девочку, свою плоть и кровь, свою дочь…

* * *

Веник оставлял на кафеле длинные красные полосы.

– Тьфу!.. – сказал бармен и пошел за тряпкой в подсобку. Стал греметь там в поисках ведра и швабры.

– Эй, – услышал он голос Вазгена, доносящийся из зала, – Сеня! Она тут чемодан васса забыла!

– Чемодан? – бармен высунул голову из-за занавески и спросил недовольно: – Ты че его, на фига открыл?

– Он открытый бил сразу! – обиженно воскликнул Вазген. – Тут стоял под стулом…

Он зашел за стойку и предъявил раскрытый чемодан:

– Вот!

– Ну конечно! – зло кивнул бармен. – Конечно! Маркизе давай об этом расскажи! А мне по ушам не надо ездить!

– Я тэбе твои уши отрэжю щас, ишак ты тупой, и твоей Маркизе скормлю! Говорю же – открытый оставила!..

Они начали кричать друг на друга, размахивая руками.

– Мяу, – сказал кто-то.

Бармен и Вазген обернулись: по стойке бежал котенок.

Маленький серый котенок со смешным зеленым ухом и торчащим как антенна хвостом.

– Кс-кс-кс! – поманил его Вазген.

Котенок, не обращая ни на кого внимания, пересек стойку и, на секунду притормозив, отважно прыгнул куда-то в сторону занавески.

– Стой! – бармен дернулся за ним и наступил на ногу Вазгену.