Кровь звёзд. Мутанты

За обедом Эд говорил по телефону с доктором Муном. Разговор длился так долго, что кофе давно бы остыл, если бы не был налит в специальную индукционную чашку. Бюркхалтеру нужно было сказать слишком много этому полному человеку, одному из немногих, кого не смущал, даже бессознательно, тот факт, что его собеседник был Лысоголовым.

— Я никогда не дрался на дуэли, доктор, я не могу себе это позволить.

— Но вы же не можете отказаться, Эд. Так не делается.

— Но я даже не знаю этого Рейли.

— Зато я его знаю. Неприятный тип. Он дерется уже не первый раз.

Бюркхалтер ударил кулаком по столу.

— Это же абсурд! Я отказываюсь!

— Но ведь ваша жена не может драться вместо вас. А если она прочла мысли супруги Рейли, а потом не смогла удержать язык за зубами, то Рейли прав.

— Вы думаете, что мы не понимаем этой опасности? Этель читает мысли других людей не чаще, чем я. Иначе это бы грозило смертью и нам, и всем нашим.

— Но не тем, кто не носит парик. Они…

— Из-за этих глупцов о нас ходит дурная слава. Во-первых, Этель не читает мысли других людей. Во-вторых, она не болтает с соседками.

— Эта миссис Рейли настоящая истеричка, — сказал Мун. — Как бы то ни было, о скандале известно всем, а она еще вспомнила, что недавно видела Этель. Она из тех, что повсюду ищет козла отпущения. Думаю, что конфликт возник из-за нее самой, и вот теперь, чтобы муж ее не ругал, она действует подобным образом.

— Я не приму вызова, заупрямился Бюркхалтер.

— Но… это необходимо…

— Послушайте, док. А если…

— Да?

— Ничего. Мне кое-что пришло в голову. Может быть… Не думайте об этом, но считаю, что я нашел выход. Другого не существует. Я не могу позволить себе драться на дуэли, и это мое последнее слово.

— Вы ведь не трус.

— Единственное, чего боятся Лысоголовые, так это общественного мнения. Дело в том, что я уверен, что убью Рейли. Вот почему я не дерусь на дуэли.

Эд отхлебнул глоток кофе.

— Хм… мне кажется…

— Не беспокойтесь. Я хотел бы поговорить о другом: я вот думаю, не перевести ли мне Эла в специальную школу.

— Что-то не так?

— В нем вырисовываются черты настоящего преступника. Утром меня вызывала учительница. Послушали бы вы! Эл говорит и поступает довольно странно. С друзьями, если они у него еще остались, он ведет себя очень жестоко.

— Но все дети жестоки.

— Они даже не знают, что это значит. Вот поэтому они такие: не могут проникнуться чужой болью. Но Эл… — Бюркхалтер в отчаянии махнул рукой. — Из него вырастет тиран. Он никого и ничего не уважает.

— Это не так уж ненормально.

— Но это еще не самое худшее. Он становится слишком эгоцентричным. Слишком. Я не хотел бы, чтобы он вырос таким, как те, что ходят без париков, о которых вы говорили.

Он ничего не сказал о других своих опасениях: паранойя, безумие.

— Но по крайней мере это же результат вашего влияния. С кем он встречается вне дома?

— Обычные ребята.

— И все-таки, — сказал Мун, — у вас очень хорошие условия для воспитания ребенка… непосредственное воздействие на мозг…

— Да, конечно, но… — Бюркхалтер говорил едва слышно. — Боже мой, как бы я хотел быть как все. Мы ведь не просили делать нас телепатами. Может быть, это и чудесно, но я же личность. Я живу в своем микромире. Вот этого-то и не могут понять психологи. Теоретически они правы, но практически каждый индивидуум — Лысоголовый или нет — ведет свою личную борьбу в течение всей жизни. А для нас это особенно трудно. Мы не можем расслабиться ни на миг, если мы хотим приспособиться к миру, который нас отвергает.

Казалось, Муну стало стыдно.

— Вы жалуетесь, Эд?

— Да, док, но я смогу превозмочь себя, вот увидите.

— Я помогу вам.

Но Бюркхалтер знал, как трудно обычному человеку осознать, что Лысоголовый такой же человек, как и он. В принципе ведь ищут и видят лишь то, что нас различает.

Во всяком случае ему следовало разобраться во всем, прежде чем снова встретиться с Этель. Он мог бы закрыть свой мозг, чтобы все скрыть, но это бы заинтриговало ее. Их брак во многом выиграл оттого, что между ними существовал еще один особенный тип отношений, который компенсировал и скрашивал их неизбежные разлуки.

— Ну а как с «ГІсихоисторией»? — спросил Мун через некоторое время.

Лучше, чем я ожидал. Я нашел другой подход к Куэйлу. Я ему рассказываю о себе и о своих проблемах. Тогда он становится более доверчивым и менее сдержанным. Возможно, что первые главы для Олдфилда будут готовы в срок.

— Прекрасно, но ничего не случится, если он немного подождет. Если он потребует, чтобы мы выпускали книги в таком темпе, то не лучше ли тогда будет вернуться к периоду семантического смешения.

— Хорошо, — сказал Бюркхалтер. — Значит, я туда пойду… Пока.

— Не беспокойтесь.

Бюркхалтер вышел, поглаживая рукоятку кинжала. Нет, о дуэли не могло быть и речи, но… Он направился по адресу, который сообщил ему мемофон.

Под аркой моста, ведущей к городку, он мысленно поймал дружеский привет и улыбнулся Сэму Шейну, Лысоголовому из Нового Орлеана. Голова Сэма была украшена ярко-рыжим париком. Их диалог состоялся, но им не было необходимости обмениваться словами.

— Личный вопрос: умственное, нравственное, физическое состояние?