Тернов посмотрел на часы, вот-вот должен был появиться особист. С Семагиным его познакомил главный кагэбешник Исследовательского центра генерал Яшенцев. Он представил полковника как своего заместителя по оперативной работе и порекомендовал обращаться в экстренных случаях напрямую к нему. Поначалу Тернов не придал этому значения, расценив как предупреждение о возможном нападении сумасшедшего спецпациента, который в прошлом году терроризировал ИЦ, но вскоре Семагин сам навестил директора и поинтересовался о возможности использования статуса филиала Института мозга как лечебного учреждения. Тернов сказал, что в принципе так оно и есть, потому что в «санатории» присутствует определенный контингент «пациентов», и попросил уточнить, в какой именно области предполагается вверенное ему заведение задействовать. Семагин долго ходил вокруг да около, не давая четких формулировок, но в конце концов стало ясно, что ему требуется перевести и взять под контроль заключенного из специального изолятора для невменяемых. Задача эта была непростая, и Тернов обещал подумать.
Теперь пришла пора соглашаться. Дело это было действительно непростое, но все же осуществимое — Исследовательский центр мог привлекать пациентов психиатрических клиник для изучения новых лекарственных препаратов. Однако долг платежом красен: Тернов рассчитывал предложить Семагину оказать встречную услугу.
Валерия Игнатьевича беспокоил Питон.
Каждый новый день в обществе наемников прибавлял Тернову душевных страданий. Опасения, что друзья вот-вот сопьются и отмочат какую-нибудь непоправимую глупость, росли, а ощущение домашнего уюта — уменьшалось. Регина также была не в восторге от гостя, хотя и не знала о последнем приключении боевых товарищей. Тернову же Питон стал казаться чем-то вроде живого воплощения дьявола, источающего невидимую ауру зла. Источником этого предрассудка стало признание Питона, сделавшее его кем-то вроде свидетеля преступления Валерия Игнатьевича. Все это умножало скорбь доктора наук, и он решил избавиться от Питона.
Телефон прямой связи издал тихую трель.
— Валерий Игнатьевич, к вам товарищ пришел, — известила секретарь.
— Пусть войдет.
— Здравствуйте, — Семагин бодро подошел к столу и энергично пожал директору руку. Лицо его сияло.
— Присаживайтесь, пожалуйста! — радушно предложил Тернов.
— Спасибо!
— Как добрались?
— Благодарю вас, прекрасно. — Семагину не доставляло удовольствия мотаться на электричке черт знает куда, но дело того стоило. — Надеюсь, у вас тоже все в порядке?
— Разумеется, — согласился Тернов. — Та маленькая проблема, о которой вы упоминали в прошлый раз, может быть решена.
— Прекрасно, — понимающе кивнул Семагин. — Что от меня потребуется?
— Петр Владимирович упомянул, что вы занимаетесь оперативной работой, — Тернов перелистнул блокнот и накрыл ладонью половинку фотографии. Другую часть, на которой был изображен его сын, он предусмотрительно сжег. — У меня тоже есть некоторая проблема.
— Нет нерешаемых проблем, — заметил Семагин.
— Разумеется, нет. Тем более что для вас она не сложнее, чем ваша для меня.
— Чем я могу вам помочь?
Тернов многозначительно оглянулся на телефон и выдернул его из сети. Семагин с заговорщицким видом достал прихваченный на случай серьезных переговоров приборчик.
— Генератор белого шума, — объяснил он, нажав на кнопку. — Прослушивание и запись через ретранслятор невозможны, создает абсолютные помехи.
Генератор был настоящим, только без батареек.
— Я бы хотел избавиться от него, — ощутив надежное прикрытие технического достижения человеческого гения, Тернов выложил на стол, словно козырную карту, фото Питона.
— Вот как, — изумленно поднял брови Семагин. Он не предполагал такого откровенного финта, а если бы предполагал, то обязательно вставил батарейки в генератор. Разговор оказался неожиданно серьезным.
— Равноценный обмен, я полагаю, — сказал Тернов. Он уже начал привыкать к роли властителя душ.
— Каким именно методом вы предлагаете разрешить данную задачу? — поинтересовался для порядка полковник.
— Радикальным.
Семагин подумал.
— А, скажем, перемена места жительства данного фигуранта вас устроит?
— Боюсь, что нет, — покачал головой Тернов. — Меня устроит только вышеназванный вариант.
— Хм, — Семагин потер подбородок. — Когда вы сможете перевести моего человека?
«Похмелья не будет» — гласила реклама, и это была ложь. Похмелье было, и очень сильное. Андрей глушил по-черному третий день подряд и наконец почувствовал, что должен остановиться. Иначе — каюк. Следующие сутки он жрал кофе с аспирином, не похмеляясь, и, проснувшись сегодня днем, ощутил себя здоровым. Но здоровым было тело, болела душа, а это было во много раз хуже.
Поняв, что он не может больше торчать дома, Андрей оделся и отправился прогуляться куда глаза глядят. Ноги вынесли его к парку. Он углубился в лес, еще не просохший после зимы.