Кровавая графиня

Он беспокойно ходил по комнатам и напряженно прислушивался к каждому звуку — не возвращаются ли разбойники с освобожденными девушками или граф и кастелян с найденным кладом Фицко… Тревога его нарастала.

С улицы донесся шум. Священник выбежал из дома. К приходу приближалась группа мужчин. Они несли женщину, которая не проявляла признаков жизни.

— Мы сторожили, как нам было приказано, у тайного входа и вдруг услыхали отчаянный крик, — поведал один из мужчин. — Мы пошли на этот крик и на откосе обнаружили эту женщину. Должно быть, ее сбросили с града. Лишь благодаря сыпучему снегу она вся не покалечилась. И еще повезло ей, что мы сразу нашли ее. А то замерзла бы.

— Значит, жива? — спросил сочувственно священник.

— Жива, — ответил чахтичанин, — но у нее какие-то странные приступы: бредит, выкрикивает несвязное, вырывается из рук. Кричит: «Хочу умереть, хочу умереть!» Дергается изо всех сил, наконец, умолкает, а немного погодя все повторяется сначала.

— Боже святый, да ведь это же Барбора Репашова! — выкрикнул священник в испуге, когда мужчины опустили несчастную на пол и пасторша со служанками занялись ею. — Это она! Как она попала на град?

Когда Барбору уложили в постель, она открыла глаза, села, но ожидаемый приступ не повторился. Она увидела перед собой доброе, заботливое, окаймленное белыми волосами лицо Яна Поницена. Сложив руки, словно в молитве, Барбора воскликнула голосом, от которого у всех до боли сжалось сердце и навернулись слезы на глазах:

— Спасите Павла! Святой отец, спасите его. Все о нем известно! Я предала его!

Голова ее опустилась на подушки, и она разразилась рыданиями. Она впала в бесчувствие, тело перестало трястись в судорожном плаче. Теперь она лежала спокойно. Лишь на лице ее лежала печать невыразимой печали и горя.

Ян Поницен не успел задуматься над последствиями предательства Барборы. Сам не свой прискакал один из участников миявской вылазки и крикнул:

— Дрозда, Калину и Кендерешши и всех остальных товарищей переловили в подвале миявской усадьбы!

Запыхавшийся разбойник еще не успел досказать, в какую ловушку их заманил Фицко, когда прибежал чахтичанин, остававшийся на страже у тайного входа под откосом.

Он поведал им, что только что в подземелье втащили закованных в цени Дрозда, Калину, Кендерешши и остальных товарищей. Но и это еще не было последним событием, взволновавшим чахтичан и приведшим в ужас Яна Поницена.

У входа в замок раздался дьявольский гвалт. Это возвратились гайдуки, хитростью удаленные графом из замка. Должно быть, они встретили на дороге Фицко, который наверняка угадал, что переодетый капитан замыслил недоброе в замке, а потому отослал гайдуков. Он мигом повернул их назад.

— Все погибли! — ломал Ян Поницен руки. — Калина, Дрозд, Кендерешши с самыми смелыми товарищами в темницах подземелья, Ледерер предан на граде, преданы и Лошонский с графом — в подземелье, вход туда прегражден. Творец небесный, как ты можешь допустить торжество злодеев!

Собравшиеся в приходе чахтичане угрюмо молчали. Но лица у них тотчас прояснились, сердца загорелись новой надеждой, когда Ян Поницен сжал кулаки и пригрозил:

— И все-таки мы не погибнем! Мы обязательно спасемся!

Приближалось утро. Колокола тревожно зазвонили над Чахтицами. По улицам, на которых тьма уже бледнела, сновали всполошенные люди, от уст к устам, от сердца к сердцу летел призыв — всем встать против града, чтобы покончить с чахтицкой госпожой и ее прислужниками!

Перед приходом скапливалась толпа мужчин, вооруженных ломами, топорами, дубинами, саблями и ружьями.

Из посеянных искр разгоралось пламя…

На земле мятеж — под землей цепи

— Главари разбойников, — докладывал Фицко Алжбете Батори, которая в эту ночь даже не прилегла, возбужденная бурными событиями, — закованы в цепи и брошены в подземные узилища вместе с ватагой самых своих дерзких товарищей, а по соседству с ними за решетками сидят Магдула Калинова, Мариша Шутовская и Эржика Приборская.

Фицко весь лучился от радости. Не потому, что хотел порадовать госпожу желанным известием, а прежде всего из-за того, что наконец сумеет отомстить всем своим недругам и принудить Магдулу к сожительству.

Когда он рассказывал, в какую ловушку заманил разбойников, каждое его движение полнилось довольством.