Неописуемый гнев обуял ее: девушка, которую она считала такой простодушной, оказывается, обхитрила ее. Должно быть, все открыла леснику с Магдулой.
Распаленные водкой щеки побагровели. Она сжала кулаки, заскрипела зубами:
— Дай срок, непременно поймаю тебя! Всех троих изловлю!
9. Злые духи восстают из преисподней
Чахтичане еще в утренние часы проведали, что госпожа и ее три служанки исчезли. О, если бы их унесло в ад навечно!
Гайдуки всполошенно бегали по улицам и у каждого встречного спрашивали, не видел ли кто госпожу, Дору, Илону или Анну. Они, конечно, подозревали, что она в подземелье — позже это подтвердила Ката Бенецкая, боязливо признавшись, что заметила, как они спускались в подвал, но гайдуки все равно расспрашивали всех и продолжали поиски. Однако в подземелье никто из них сойти не осмеливался — это было строго-настрого запрещено. Не было большего преступления, чем наведаться туда без ведома и дозволения Алжбеты Батори и без присмотра самых верных ее слуг. Устрашающим примером вставал в памяти гайдук, который однажды, когда Фицко не то служанки забыли запереть дверь, прокрался в подвал, чтобы глотнуть малость вина, но был пойман и забит на «кобыле» до смерти. Сколько выпил капель вина, столько получил ударов! Кто же после этого отважится подвергнуть свою шкуру такому мучительству?
Все Чахтицы взволнованно и жадно ловили слухи, шедшие из замка.
— Хоть бы дьявол унес ее со всеми ее ведьмами! — искренне молились горожане.
Еще до полудня заявился вдруг подмастерье и под общий хохот стал рассказывать у корчмы, что принес приказ для гайдуков — отправиться под Скальский Верх с телегой для Фицко, который лежит в лесной сторожке, беспомощный как младенец.
— Скажи гайдукам, — смеялся один мужик, — чтобы надели перчатки, когда будут его поднимать на телегу, а то еще поломают ему и остальные косточки, какие пока целы!
— А то и вовсе помалкивай, — предложил другой. — Авось сдохнет там от голода вместе со своим капитаном. Лишь бы не оправились и не выручили сами себя.
Слова эти пришлись людям по душе. И подмастерью также. Вот только обидно, что зря время потерял и не получит никакого вознаграждения.
— Мы тебе возместим! — разгорячились мужики, узнав причину его печали. И тут же собрали горсть динариев, затащили в корчму, на радостях заказали по кружке вина, потом еще по одной, будто на самом деле справляли поминки по усопшему горбуну.
Близился полдень. Около замка сновали любопытные, убежденные, что вот-вот что-то произойдет. Но происшествий не было. Разве что приезд гостей. Беньямин Приборский и Эржика прикатили на парадной упряжке. И с удивлением узнали об исчезновении госпожи и трех ее служанок.
Они пришли в замешательство: вернуться или остаться?
Решили подождать. И разместились в комнатах для гостей.
Эржика обошла все залы. Случайно заглянула и в гардеробную. Картина, представшая перед глазами, чуть не повергла ее в обморок.
На разбросанных черных нарядах чахтицкой госпожи лежали или сидели более десятка девушек с искаженными от боли, страха и отчаяния лицами. Они находились там с утра, не получая никакой помощи. И не осмеливались ни встать, ни позвать кого-нибудь, ни самим что-то предпринять. Ждали в ужасе, когда откроется дверь, появится на пороге госпожа и продолжит истязания.
И вот дверь открылась. Но стояла в ней не чахтицкая госпожа, а девушка примерно того же возраста, что и они, перепуганная неожиданным открытием. Они знали ее. Но разве можно ждать помощи от любимицы жестокой госпожи? И все-таки истерзанные девушки обратили к ней взор с робкой надеждой: а вдруг она сжалится. На ее лице не было и следа гнева, злобы, жестокости, напротив, оно излучало одно сочувствие, в глазах блестели слезы.
— Помоги! — взмолилась одна из портних. За ней взмолились и другие. В просьбах звучали отчаянье и надежда. Они протягивали к Эржике руки, словно их вот-вот поглотит омут.
Эржика превозмогла ужас, опомнилась. Надо было срочно принять меры — она сквозь открытую дверь позвала служанок. Но явилась одна прачка Ката Бенецкая. Увидев девушек, она разразилась плачем:
— Горемычные мои! Как же она вас отделала!
— У тебя что, сердца нет? — напустилась на нее Эржика. — Оставляешь людей подыхать!
— Да не могу я вмешиваться, — отговаривалась Ката. — Мне это заказано. Я уж не раз помогала таким истерзанным, изголодавшимся бедолагам. Было бы у меня столько золота, сколько ударов я получила, так не пришлось бы мне есть горький хлебушек в замке. Сразу собралась бы и ушла подальше, чтобы не видеть его даже издали.
— Быстрее! Быстрее! — торопила ее Эржика. — Принеси воды, чистых тряпок и позови Майорову! Она здесь!
На лице Каты читалась радость и готовность, но она все еще медлила.
— Я от всего сердца помогу, знать бы только, что вы не выдадите меня…
— За все, что ты сделаешь, я в ответе. Только поторопись! — ответила Эржика.