Кровавая карусель

Пройдет несколько лет, и Пушкин снова встретится с тем самым М. И. Лексом, от которого впервые услышал о знаменитом гайдуке. С того дня, как на глазах поэта Кирджали, закованного в цепи, вывели из острога, усадили на каруцу и лошади понесли, он ничего о нем не знал. Предположить же мог самое недоброе — ведь Кирджали выдали тогда туркам по настоянию паши, истребовавшего того на основании существовавших договоров. И полиция сбилась с ног, разыскивая укрывшегося на русской территории «разбойника». «Его поймали в доме беглого монаха, вечером, когда он ужинал, сидя в потемках с семью товарищами», — писал Пушкин, вполне в соответствии с подлинным фактом, как позже установили исследователи. Нетрудно догадаться, откуда поэт узнал об этом. В канцелярию Инзова в связи с делом о поисках гетериста Кирджали и трех его сподвижников поступали донесения от частного полицейского пристава Павлова. Вполне естественно, что сообщения эти обсуждались как в канцелярии, так и в доме гражданского губернатора К. А. Катакази, где бывал поэт. Все это подогревало интерес Пушкина увидеть прославленного гайдука, участника Гетерии. Случай представился. К сожалению, повидать Кирджали довелось уже скованного и в окружении солдат. С тех пор образ отважного гайдука жил в памяти. Его имя возникало в набросках стихотворений; поэт даже помышлял было сочинить о нем что-нибудь значительное: сначала задумал поэму и записал несколько первых строк, а потом стал склоняться к тому, чтобы написать небольшую повесть.

Новая встреча с М. И. Лексом, возможно, ускорила осуществление замысла. Когда старые знакомые по Кишиневу разговорились о прошедшем, Пушкин спросил:

— А что ваш приятель Кирджали? Не знаете, что с ним сделалось?

В ответ поэт услышал продолжение истории гайдука, которую и поведал нам в своей повести. Заканчивается она словами о том, что «Кирджали ныне разбойничает около Ясс». И это действительно было так, если иметь в виду то время, когда поэт находился еще в Кишиневе. Кирджали после своего хитроумного побега, «собрав свою партию», — сообщал царю И. Н. Инзов в марте 1823 года, — производил «новые грабительства», то есть, как и прежде, нападал на бояр и богатеев. В рапорте наместника Бессарабии говорилось, что это и есть тот самый Георгий Кирджали, «главнейший из числа молдавских разбойников». О действиях в апреле 1823 года Георге Киржалиуле говорят документы, обнаруженные уже в наше время в архивах Бухареста.

Но в конце концов удача изменила храбрецу. Его изловили снова, выдали туркам, и те повесили народного мстителя в Яссах 24 сентября 1824 года. Произошло это уже после отъезда Пушкина, поэтому вполне вероятно, что он ничего не знал о печальном конце гайдука.

Да и Лекс, скорее всего, тоже не располагал сведениями о смерти Кирджали и поэтому не мог ничего об этом сообщить при встрече Пушкину. А может быть, поэт сознательно не захотел лишать жизни полюбившегося ему героя?

Последняя точка в розыске

Немало времени минуло с тех пор, как Пушкин опубликовал свою повесть в журнале «Библиотека для чтения». Однако те, кто утверждал, что герой ее — лицо вымышленное, либо, в лучшем случае, Кирджали — имя не собственное, а нарицательное, продолжали настаивать на своем. Они заявляли, что имя это перешло к описанному в повести гайдуку от «кирджалий» — так называли на Балканах в то время участников кирджалийского движения, боровшихся с феодалами. А само название «кирджалии» происходит, мол, от имени первого их вождя, Кирджа Али.

Но вопреки тем, кто считал пушкинского героя если и не полностью, но все же вымышленным, были опубликованы факты, которые говорили об обратном. Причем, некоторые из этих доказательств появились еще до того, как было высказано, например, мнение о нарицательном значении имени Кирджали. Еще в 1838 году молдавский писатель К.Негруни, знакомый Пушкина и переводчик его повести, сообщал, что Кирджали был повешен в 1824 году.

Год спустя, в 1839-м, вышло в свет первое издание романа польского беллетриста М. Чайковского «Кирджали». Повесть Пушкина была ему известна, и он считал, что русский поэт лично видел своего героя.

Что касается романа самого М. Чайковского, то он прямо указывал, что «ни один случай, содержащийся в моей повести, не является плодом пустого вымысла; все, что я рассказал, это правда, основанная на рассказах людей, знавших Кирджали».

Где же удалось польскому писателю (он прожил в Турции тридцать лет, принял ислам и был также известен под именем Садык-паша) разузнать о подробностях жизни болгарского гайдука? Как говорит он сам, описание деяний его героя ему помог раздобыть в Париже один знакомый валах. Проще говоря, М.Чайковский, видимо, располагал сведениями, почерпнутыми у французских авторов, — возможно, у историков Вайяна, Реньоля или у других, писавших о Кирджали.