Кровавая лихорадка

— А у вас ирландского. И тем не менее, вы тут наводите порядок. Но ведь англичане веками пытались прижать своими законами соседей, не правда ли инспектор?

У О’Даффи начал нервно подрагивать глаз. Раньше я этого не замечала.

— Сколько вы живете в Дублине?

— Пару лет. А вы?

— Вопросы тут задаю я.

— Только потому, что я вам это позволяю.

— Я могу вас забрать с собой в участок. Вы это предпочитаете?

— Попробуйте. — одно слово провоцировавшее Гарду на поединок, по плохому или по хорошему. Улыбочка на лице Бэрронса гарантировала инспектору неудачу. Интересно, а что бы он сделал, если инспектор, и правда, решился бы попробовать его забрать в участок. Мой непостижимый хозяин, кажется, обладал бездонной сумкой с хитростями и уловками.

О’Даффи продержался под взглядом Бэрронса дольше чем я ожидала. Я хотела сказать ему, что ничего нет стыдного в том, чтобы отвернуться. В Бэрронсе есть нечто такое, что большинство из нас не имеет. Не знаю, что именно, но чувствую его воздействие постоянно, особенно когда мы оказываемся с ним рядом. Под дорогой одеждой, непонятным акцентом, культурным налетом, там есть нечто сидящее в болоте. Оно не хотело показываться, ему хорошо и там.

Очевидно, что инспектор счел самым мудрым, возможно и самым легким, ходом обменяться информацией.

— Я живу в Дублине с двенадцати лет. Когда умер мой отец, моя мама вышла замуж за ирландца. Один человек в Честер сказал мне, что знает вас мистер Бэрронс. Его зовут Риодан. Знакомое имя?

— Мисс Лэйн, идите наверх, — быстро и мягко, сказал Бэрронс.

— Мне и тут хорошо. — «Кто такой этот Риодан и что скрывает от меня Бэрронс?»

— Наверх. Сейчас же.

Я нахмурилась. Не нужно было даже смотреть на О’Даффи, я и так знала, что он наблюдает за мной с интересом … и жалостью. Он думает, что лестницу, с которой я упала, зовут Бэрронс. Ненавижу жалость. Сочувствие — совсем другое дело, оно означает — я знаю, как ты себя чувствуешь, ужасно ведь так? Жалость — когда думают, будто вас сломили.

— Он меня не бьет. — раздраженно сказала я. — Я убила бы его.

— Она может. Характер у нее еще тот. К тому же она упрямая. Но мы работаем над этим, правда, мисс Лэйн? — Бэрронс обернулся со своей волчьей улыбочкой ко мне и мотнул головой вверх, приказывая мне уходить.

Когда-нибудь я достану Иерихона Бэрронса, и посмотрю, что тогда произойдет. Но пока я подожду, и поднакоплю силенок. До тех пор, пока в руках у меня не появится козырная карта.

Может в эту войну меня и втянули силком, но я учусь выбирать нужные сражения.

Весь остаток дня Бэрронса я не видела.

Как послушный солдат я, согласно приказу, отступила в окопы и затаилась там. В окопах меня осенило. Люди обращаются с вами плохо настолько, насколько вы позволяете им это. Ключевое слово — позволяете.

Некоторые люди являются исключением, родители, лучшие друзья и супруги, хотя пока я работала барменшей в забегаловке «Кирпичный завод» насмотрелась там на женатиков, которые обращались друг с другом прямо на людях хуже, чем я обращалась с заклятыми врагами один на один. Итого — пока вы позволяете, с вами и будут обращаться плохо. Может Бэрронс и отослал меня в комнату, но я идиотка сама туда пошла. Чего я боялась? Что он сделает мне больно, убьет меня? Вряд ли. На прошлой неделе он спас мне жизнь. Я ему нужна. Почему я позволила ему запугать меня?

Мне самой от себя стало противно. Я все еще веду себя как МакКайла Лэйн, внештатная барменша и солнцепоклонница, и сто процентная гламурная барышня. Мое недавнее столкновение со смертью ясно дало понять, что такая цыпочка здесь не выживет, утверждение многозначительно подчеркивалось десятью сломанными, не полированными ноготками. К несчастью, ко времени, когда меня посетила сия светлая мысль, и я как ураган спустилась вниз, ни Бэрронса, ни инспектора уже не было.

Мое и без того ужасное настроение еще больше испортила женщина, которая управляла магазином и обожествляла Бэрронса — Фиона. В свои сорок с хвостиком она была потрясающе привлекательна и терпеть меня не могла. Подозреваю, если бы она пронюхала, что Бэрронс на прошлой неделе поцеловал меня, то невзлюбила бы еще больше. Я была почти без сознания, когда это произошло, но я все помню. Такое не забывается.

Когда она посмотрела на меня, в этот момент ее руки зверски мучили кнопки мобильника, мне показалось, что она все знает. Ее глаза источали яд, рот изогнут в презрительной гримасе, подчеркнутой тонкими морщинками. С каждым быстрым, мелким вдохом, ее кружевная блуза трепетала на ее пышной груди, словно она только что в спешке прибежала откуда то, или переживала жуткое горе.