Кровавая лихорадка

Беспокоилась я не только по поводу Мэллиса. Действительно ли Гроссмейстер не мог пройти через наложенные на крови и камне заклятия вокруг книжного магазина, как Бэрронс уверил меня? Кто сидел за рулем машины проехавшей мимо магазина на прошлой неделе, в которой находилась мозголомное зло «Синсар Даб»? Куда ее увезли? Почему? Что теперь делали все освобожденные Гроссмейстером Невидимые? И как я отвечала за все это? Принадлежать к небольшой горстке людей, которые могут что-то сделать с существующей проблемой, автоматически делает вас ответственным за исправление ошибок?

Уснула я в полночь, дверь спальни закрыта, окна закрыты, свет включен.

Открыв глаза, я сразу поняла, что-то не так.

Глава вторая

И это не просто мои ши-видящие чувства кричали, предупреждая меня, что нечто эльфийское рядом.

В моей спальне деревянный пол и порога у двери нет. Обычно я запихиваю в щель под дверью полотенце — вернее, несколько полотенец — с завернутыми внутри книгам, приставляю стул с лампой, так чтоб, если какой-нибудь неизвестное чудовище просочиться через брешь, лампа разобьется, разбудит меня, и у меня будет достаточно времени, чтобы придти в полное сознание, когда эта тварь начнет меня убивать.

Прошлой ночью я забыла.

Стоило мне утром перевернуться на бок, и я видела кучу барахла наваленного перед дверью. Это моя привычка удостовериться, что ничто не нашло меня ночью и я жива, чтобы увидеть еще один дублинский день, стоит он того или нет. Этим утром мои наблюдения показали, что я не только забыла завалить брешь, но и еще одно неприятное открытие, от чего сердце заледенело от страха — за дверью было темно.

Темень. Хоть глаз выколи.

Ночью я везде оставляю свет, не только в спальне, но и во всем магазине, и вокруг магазина тоже. Фасад, да и вообще все здание «Книги и сувениры Бэрронса» по периметру обрамлено яркими прожекторами, чтобы Тени из соседствующей Темной Зоны держались подальше. Однажды Бэрронс выключил свет вокруг магазина на ночь и шестнадцать человек было убито прямо за задней дверью дома.

Внутри все тоже дотошно освещено, вмонтированные лампочки на потолке и дюжины настольных и напольных ламп освещают каждый уголок и каждую трещинку. После моей встречи с Гроссмейстером, я оставляю свет включенным круглосуточно семь дней в неделю. Пока что Бэрронс не заикается про астрономические счета за электричество — но если вдруг и скажет, я скажу чтоб списал с моего счета — он должен был завести такой за то, что я работаю его персональным ОС-детектором. Использую свои способности ши-видящей, для обнаружения древних эльфийских артефактов — Объектов Силы, или ОС для краткости — совсем не о такой работе я мечтала. Правила для одежды: предпочтительно черный цвет с каблуками-шпильками, стиль к которому я никогда не привыкну, я предпочитаю нежные тона и жемчуг. Рабочее время — отвратительное, всю ночь на ногах, изображать ясновидящую в темных и страшных местах, красть у ужасных людей. Он может списать с моего счета еду и телефонные счета, и еще пусть одежду добавит, все так быстро изнашивается. Кровь и зеленые сопли не дружат с стиральным порошком.

Я подняла голову посмотреть в окно. Все еще шел сильный дождь, за стеклом было темно, и насколько я могла разглядеть из теплого кокона моего одеяла наружные огни были тоже потушены, это ударило меня так, будто я упала истекающая кровью прямо в аквариум к голодным акулам.

Ненавижу темноту.

Я подскочила на кровати, как камень из рогатки — вот еще лежу, а вот уже стою на середине комнаты готовая к драке, по фонарику зажато в каждой руке.

Темно снаружи, и темно внутри за дверью моей спальни.

— Что за х… хрень? — воскликнула я, затем пробормотала: — Прости, мам.

Выросла я в Библейском Поясе[2] и мама крепко вбила нам в голову южную пословицу — «у красивых девочек не может быть грязного языка», Алина и я еще в детстве придумали свой собственный язык для ругательств. Жопа стала «петунией», срань превратилось в «полная фигня», слово на х, стало «жаба». К сожалению, когда растешь и произносишь эти слова вместо обыкновенных ругательств, они пристают к вам намертво, да так, что потом от них становиться избавиться сложнее, чем от самой привычки ругаться, и пытаются вылезти в самый неподходящий момент, подрывая ваши угрозы.

«Отжабись от меня, или я надеру тебе петунью» — не очень впечатлило тех типов, с кем в последнее время я успела познакомиться, впрочем не впечатлились они и моими благородными южными манерами. Я учусь ругаться, но процесс идет медленно.

Неужели случилось самое страшное из моих опасений и пока я спала пропало электричество? Тут я сообразила, что не только часы все так же показывали время, 4 часа 01 минута утра, весело и оранжево, как обычно, но и моя люстра все так же светилась на потолке.

Зажав два фонарика в одну руку, я схватила трубку телефона. Но кому мне звонить? У меня нет друзей в Дублине, и хотя я нахожусь в резиденции Бэрронса, сам он редко бывает здесь, а я понятия не имею, как с ним связаться. И уж понятное дело, в полицию я звонить не собираюсь.