Кровавая лихорадка

Конечно же. Это совсем не совпадение, что объеденные тела находили там же, где показывался мой «призрак». Это Мэллис сожрал того Носорога на кладбище, которое я обыскивала для Бэрронса. Это был он прямо у магазина, и оставил те кошмарные объедки на мусорке! Так близко и я даже не знала!

Он пальцами затолкал кусок обратно в рот. Кусок подрагивал и сопротивлялся. Я видела как его «пища» двигалась за щеками. Плоть которую он пожирал не только была сырая, но так же как и Невидимый на плите, она была живая.

— Ты думала обо мне, сучка? А я о тебе думал. После того как ты проткнула меня, я тут же заболел. Я не знал в чем тут дело. Я отлеживался в своей берлоге, отравленный, медленно соображая, что именно сделало твое копье со мной. Тогда я решил шпионить за тобой. Сначала я был слишком слаб, и мог только смотреть и планировать, но месть дала мне силы. Месть и почти все съеденные поклонники, — рассмеялся он.

— Лежа в комнате, источая адскую вонь, наблюдая за собственным гниением, я столько раз разговаривал с тобой, столько раз представлял наши близкие встречи перед этим нашим теперешним свиданием, которого я так долго ждал. В моих мечтах ты поклонялась мне перед смертью. Хочешь узнать кто я? Скоро ты все узнаешь. Ты будешь звать меня Гроссмейстером.

И с набитым ртом заметил:

— Это он научил меня их есть.

— Зачем? Почему?

Наконец-то! Хоть сколько-то информации о моем враге!

— Чтобы я мог их видеть.

— Кого их? Эльфов? — недоверчиво переспросила я.

Он кивнул.

— То есть, ты хочешь сказать, что если человек съест Невидимого, у него появится способность видеть Эльфов? Любой человек, или только вампир?

Он пожал плечами.

— Я заставил двоих своих охранников съесть их. На них сработало.

Я подумала, что он сделал потом с теми охранниками. Я не спросила. Он не позволил бы кому-то конкурировать с ним. Если Мэллис и правда вампир, я очень сильно сомневаюсь, что он кого-то мог пощадить.

— Почему Гроссмейстер хотел, чтобы ты их увидел?

— Чтобы завербовать меня. Он хотел получить мои деньги, мои связи. Мне нужна была его сила. И я почти получил ее — всю целиком — пока не появилась ты. Я переманил многих его подручных на свою сторону. Они все еще служат мне. — Он засунул еще один кусок в рот и закрыл глаза. На какой-то момент на его полусгнившем лице появилось выражение чувственного наслаждения.

— Ты и представить себе не можешь, какие это ощущения, — произнес он, медленно с полуулыбкой пережевывая. Затем резко открыл глаза и задрожал от ненависти.

— Или как это было раньше, прежде чем ты не уничтожила меня. Это был экстаз. Я получал силу заниматься черной магией, силу десяти человек, мои чувства усиливались, смертельные раны моментально излечивались. Я стал неуязвим. Теперь никакого экстаза больше нет. Я поддерживаю силу и жизнь, если постоянно ем, и ничего больше. Все из-за тебя!

Еще одна причина ненавидеть меня: я отняла его наркотик. Вдобавок, я нанесла ему бессмертную рану, и залечить такую поеданием Невидимых, понятное дело, было нельзя. Рана медленно убивала его, одну эльфийскую часть за другой. Я не очень-то понимала, как и почему это происходит.

— Стоит съесть Невидимого и ты сразу становишься Эльфом? Это вы с Гроссмейстером делали? Ели Эльфов, чтоб ими стать?

— На хер Гроссмейстера, — прорычал он. — Теперь я твой повелитель!

— Он ведь бросил тебя, так? — предположила я. — Увидев тебя таким, он отослал тебя умирать. Ты ему стал не нужен.

Ярость завибрировала в воздухе вокруг. Вампир отвернулся и вырезал еще один кусок плоти. Когда он двигался его черные одежды приоткрылись и я заметила что-то свисавшее с его шеи, золотое и серебряное, украшенное ониксами и сапфирами.

Амулет у Мэллиса! Так вот кто опередил нас в доме уэльского богача в ту ночь!

Но если он владеет амулетом, почему не воспользуется им и не вылечит себя? Я сама себе ответила: Бэрронс рассказывал мне, что Король Невидимых создал амулет для своей возлюбленной, которая не была Эльфом, и человек должен быть героем, чтобы разбудить силу амулета. Мэллис был наполовину Эльфом. Значит, эльфийская его часть не давала возможности воспользоваться силами амулета, или, несмотря на все его старания считаться таковым, Джон Джонстон младший, просто не был героем.

Может быть я герой.

Мне нужно получить амулет.

За этими мыслями последовали гораздо более мрачный вывод: значит это Мэллис так жестоко расправился с людьми. Как там сказал Бэрронс?

«Тот, кто убил охранников и обслугу в ту ночь, совершил это ради своего садистического удовольствия настоящего социопата, или в приступе жуткой ярости».

Так с чем же я столкнулась? Социопатия или вспыльчивость? Ни то ни другое не сулило мне ничего хорошего. Возможно, я смогу манипулировать вспыльчивостью. Не уверена, что кто-то может управиться с социопатом.

Мэллис встал, повернулся ко мне, вынул искусно вышитый платок из складок своей одежды и утерся. Затем улыбнулся обнажая клыки.

— Как поживает твое запястье, сучка?

Вообще-то оно уже начало заживать, пока он снова не сломал его.