Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее

Спустя пятнадцать лет после убийств, в маленьком городке, настолько далеком от Чикаго, насколько это возможно, если не пересекать океан, в местах, где зимой никогда не бывает снега, на углу улицы я встретился с Нэнси Гленн, и мы прошли два квартала до известного ей маленького ресторана морепродуктов.

– Как выглядит Патти? – с любопытством спросила она, когда мы уселись за столик величиной с почтовую марку у задней стены.

– Она прекрасно выглядит, – сказал я, – учитывая, как долго она взаперти.

– Что вы имеете в виду?

– Тюрьма, – объяснил я, – не лучшее в мире место для достойной зрелости.

Тюремный рацион из крахмалистых блюд или нездоровая пища в ларьке. Недостаток физических упражнений или свежего воздуха. И обилие сигарет, Патрисия курит пару пачек в день. Сексуальная жизнь однополая. Постоянная скрытая угроза физического насилия, способного вспыхнуть по самой тривиальной причине: случайное резкое соприкосновение, на секунду дольше, чем кому-то показалось уместным, не отведенный вовремя взгляд, не возвращенные по забывчивости вовремя деньги за банку пепси. А самое худшее – понимание того, что тут придется провести многие годы, а возможно, и всю оставшуюся жизнь. С учетом этого Патрисия выглядит довольно хорошо.

– Она знает, что вы со мной беседуете? – спросила Нэнси.

– Она знает, что я пытаюсь вас найти. Я расскажу ей о нашей встрече при нашем с ней следующем свидании.

– Вы обещали не называть мое настоящее имя, – напомнила она мне о нашем первом телефонном разговоре.

– Ваше настоящее имя не будет названо, – заверил ее я.

– Патти знает, что вы мне это пообещаете?

– Да.

– Как она к этому относится?

– Когда я ей сказал, что в обмен на беседу с вами предложу вам скрыть ваше настоящее имя, она заявила, что считает, что я просто обязан так поступить, даже если вы не согласитесь со мной побеседовать. Она сказала, что, если вы состоите в отношениях, упоминание мною в книге вашего настоящего имени вполне может, по ее мнению, их расстроить. Она сказала, что сделанное ею уже причинило за эти годы боль достаточному количеству людей, и она надеется, что больше это никому боли не причинит.

– Ее настрой меня удивляет, – сказала Нэнси. – В конце концов, именно я, по сути, ее выдала. Мы с братом получили от «Вестерн Ауто» вознаграждение. Я думала, Патти меня возненавидит.

– У меня сложилось впечатление, – сказал ей я, – что Патрисия Коломбо больше никого не ненавидит, может, только себя время от времени.

– А я ее ненавижу, – сказала Нэнси. – В основном не из-за того, что она сделала со своими родителями, а из-за того, что она сделала с бедным маленьким Майклом.

Она печально покачала головой.

– Он был таким замечательным ребенком. Думаю, я всегда буду ненавидеть Патти за Майкла.

В голосе Нэнси Гленн явно не хватало убежденности. У меня возникло ощущение, что она, скорее всего, пытается ненавидеть Патрисию или пытается меня в этом убедить, а возможно, даже пытается убедить себя.

Нэнси тридцать шесть, она на полгода старше Патрисии, которой недавно исполнилось тридцать пять. Она ниже Патрисии ростом, у нее стильная укладка, костюм, блузка, изящные колье и серьги. Замужем, девятилетняя дочь. Позже она мне скажет, что они с мужем очень хотели бы еще ребенка, но они владельцы малого бизнеса, сами работают в собственном магазине, и прибыли попросту пока не хватает на бо́льшую семью.

Мы весь день проговорили за этим маленьким столиком, как о случайном, так и важном. Нэнси вспомнила Патти Коломбо, с которой когда-то – до Фрэнка Делуки – дружила, вспомнила семью Коломбо, в особенности Майкла, вспомнила, как Патти изменилась после перехода на работу в «Уолгрин», как все ей стало неважно, кроме мужчины, в которого она влюбилась. Нэнси вспомнила, как познакомилась с Лэнни Митчеллом и поняла, что если и не потеряла голову подобно Патти, то явно запала на мужчину гораздо старше себя, на казавшегося таким светским и обходительным продавца автомобилей, отстраненного полицейского, носившего пистолет и водившегося с «крутыми».

– На самом деле я не помню, чтобы я рассказывала Лэнни о проблемах Патти с отцом, о том, как он избил Делуку на парковке, и все такое, – вспоминала Нэнси, – но я не понимаю, как он мог об этом узнать, если бы я ему не сказала. Мы виделись довольно регулярно в течение шести недель, прежде чем я позвонила Патти и пригласила поехать с нами и на свидание с другом Лэнни Романом. Я дала Лэнни трубку поговорить с Патти. Позже он сказал, что Патти попросила у него сто баксов, чтобы она пошла с его другом, и что он согласился ей заплатить.

– Ты ему поверила? – спросил я.

– Я сомневалась, – призналась Нэнси.

Я кивнул – потому что я тоже сомневался. Много лет спустя Патрисия будет отрицать какое бы то ни было упоминание о деньгах, она поехала с ним, исключительно чтобы обсудить, как они тогда это называли, «услугу». А Лэнни Митчелл под присягой признался, что на самом деле никогда не давал ей денег, даже после секса с ней тем вечером.

– Роман явно думал, что Лэнни дал Патти деньги, – предположил я.

– Точно, – согласилась Нэнси. – Думаю, Лэнни просто сказал Роману, что заплатил Патти, Роман во многом именно потому так разгорячился, когда Патти попыталась от них в тот вечер сбежать, что он считал, что ей заплатили.

– Значит, в тот вечер Патрисия действительно пыталась сама уехать и увезти вас от Лэнни и Романа?

– О да. Она довезла меня до моего дома, прежде чем они нас догнали.

– Они заставили вас пойти с ними в мотель?

– Меня они не заставляли, – откровенно ответила Нэнси. – Я хотела поехать, чтобы быть с Лэнни. Но Патти, думаю, она ехать не хотела, она спешила в магазин забрать Делуку.

С того вечера Нэнси не видела Патрисию и Лэнни Митчелла несколько месяцев, вплоть до начала 1976 года, когда Лэнни женился. Нэнси не знала, что Лэнни и Роман продолжали встречаться с Патрисией, пока примерно за месяц до убийства не позвонил Лэнни и не пригласил ее пообедать. Он отвез ее в Чикаго, и они встретились с Романом. Тогда Лэнни и Роман сказали ей, что Патрисия пытается их нанять, чтобы убить своих родителей. Нэнси не поняла, шутят они или всерьез, и, даже так долго и хорошо знавшая Патрисию, она не поняла, серьезна ли Патрисия. Все это звучало очень надуманно.

Но в ту ужасную пятничную ночь месяц спустя казавшееся надуманным внезапно обратилось в ужасающую реальность. Слухи об убийствах пронеслись по окрестностям, Нэнси, как и десятки других, поспешила к дому Коломбо, она не верила своим глазам, пока сама не увидела полицейские машины, полицейских, телекамеры, натянутые повсюду вокруг дома желтые ленты «полицейское ограждение – не переступать».

Ошеломленная Нэнси Гленн развернулась и пошла домой, ее терзала одна мучительная мысль: «Это сделала Патти».

– Это было первое, что пришло мне в голову, – сказала она. – Я ни на минуту в этом не сомневалась.

– У вас не было в этом сомнений из-за того, что вам недавно рассказали Лэнни и Роман, – спросил я, – или из-за ваших разговоров с Патрисией?

– Какие разговоры с Патрисией?

Я невольно нахмурился.

– Ордер на обыск в квартире Патрисии и Делуки, предъявленный в день ареста Патрисии, был выдан на основании заявления, в котором говорилось, что вы вели беседы – во множественном числе, – в ходе которых Патрисия неоднократно – неоднократно – говорила вам, что хочет, чтобы ее родители были убиты.

Нэнси Гленн покачала головой.

– Это неправда. Нечто подобное Патти сказала мне только однажды. Я это прекрасно помню, мы были у меня дома, она была очень расстроена из-за родителей и сказала: «Я хотела бы кого-нибудь нанять, чтобы убить их, тогда останемся только мы с Майклом, и я сама смогу вырастить Майкла». Это был единственный раз, когда Патти при мне упоминала об убийстве своих родителей.

– Это не могло быть незадолго до убийства, – сказал я, – потому что вы не видели ее с того вечера в мотеле, месяцев шесть.

– О нет, это было задолго перед тем, когда мы еще были лучшими подругами. Иначе бы она не оказалась в моей комнате. Скорее всего, это было еще до того, как она встретила Делуку.

Прочитав всю стенограмму, я знал, что имело место предварительное слушание, на котором судья Пинчем рассмотрел ходатайство о запрете допуска на процесс любых вещественных доказательств, изъятых из квартиры номер 911 по ордеру на обыск. В перечне вещдоков фигурировали сделанные Делукой порнографические фото Патрисии. В конце концов, судья допуск доказательств разрешил – и жюри снимки увидело. Абсурдно полагать, что эти фотографии могли возыметь иной эффект, кроме как усилить неприязнь к Патрисии.

История, рассказанная Нэнси Гленн пятнадцать лет спустя, поставила небезынтересный вопрос: действителен ли ордер на обыск, если принять во внимание возможную ошибку в первоначальном обосновании, указанном в заявлении на его выдачу? Если нет, то провокационные фотографии следовало бы скрыть, в любом случае они никакого отношения к обвинению в убийстве не имели.

Вопрос спорный. Даже сама Патрисия признала, что осуждена справедливо.

Тем не менее всегда честнее, если вещественное доказательство имеет отношение к преступлению, а не только к обвиняемой.