Кровавая Мэри

– Вы зашли не в ту уборную.

– Нет, – усмехается Фуллер, – это вы зашли не в ту уборную.

У «зига» отдача слабее, и последствия не столь кровавые.

Фуллер поворачивается к двери в уборную и слегка приоткрывает ее. Корлис врывается в фойе, с «сорок пятым» в двуручном захвате.

К несчастью для него, он смотрит в направлении мужской уборной, а не в обратном.

Фуллер выпускает ему в спину четыре пули. Корлис падает на пол, растопырив руки и ноги, как собака на льду. Он все еще держит оружие в правой руке, но Фуллер преодолевает разделяющее их расстояние в четыре скачка и сильно бьет ногой по руке Корлиса. Пальцы разжимаются, Фуллер засовывает пистолет за пояс.

Он склоняется над Корлисом и говорит, заглушая предсмертный хрип:

– Спасибо, что остановился, приятель. Ты мне очень помог.

С близкой дистанции «зиг» здорово портит прическу патрульного.

Не обращая внимания на кровь, Фуллер забирает бумажник и значок, выходит через другие двери на противоположную сторону зоны отдыха, к стоянке машин, направляющихся на север. Грузовик все еще стоит на том же месте. Фуллер подходит, становится на подножку и заглядывает в кабину.

Водитель сидит на своем сиденье, блаженно похрапывая. Белый, сорока с лишним лет.

Фуллер поднимает значок Робертсона и стучит в окно. Мужчина просыпается, пытаясь понять, что происходит.

– В чем дело, офицер?

– Выйдите, пожалуйста, из машины, сэр.

Тот подчиняется. Он уже проснулся и начинает выступать:

– Так в чем, собственно, дело?

– Ни в чем. Я не хочу пачкать твоей кровью свой новый грузовик.

Две пули в грудь. Фуллер забирает у него ключи и бумажник, запрыгивает на место водителя и заводит двигатель.

У него есть двадцать минут форы. Достаточно, чтобы добраться до федеральной трассы 80 и оттуда свернуть еще куда-нибудь.

Фуллер включает трансивер и настраивает его на полицейскую частоту. Обычная болтовня, о его невинных проделках пока не упоминается.

Он вытаскивает кольт из-за пояса и кладет его на пассажирское сиденье, «зиг» – на приборную панель. После этого выезжает на трассу.

До трассы 80 оставалась пара миль, когда по радио начали поступать сообщения. Фуллер снял с трансивера микрофон.

– Это машина шестьдесят шесть двадцать два. Подозреваемый – мужчина, афро-американец, рост метр восемьдесят, тридцать с лишним лет, за рулем коричневого «седана». Последний раз был замечен на трассе 57, следует в южном направлении. Конец связи. Прием.

– Машина шестьдесят шесть двадцать два, где вы находитесь?

Фуллер улыбается, не отвечает. Это собьет их с толку и позволит выиграть еще несколько минут. Он сворачивает на трассу 80, мимо него с ветром проносятся патрульные машины. На большом зеленом знаке написано «Чикаго 40 миль».

– Готова ты или нет, Джек, но я иду.

Глава 44

– Ты всегда вела себя так, еще когда была маленькой.

Мама сидела на диване рядом с мистером Гриффином, который заснул сидя: его голова была откинута назад, а рот открыт так широко, что внутрь можно завести машину. Она взяла из его руки наполовину пустой стакан с напитком – судя по красному цвету и стручку сельдерея, это была «Кровавая Мэри», – и отпила сама.

– Вела себя – как?

– Дулась, когда надо было радоваться. Помнишь, как ты получила свою первую золотую медаль в тейквондо?

– Нет.

– Ты получила ее за спарринг. Тебе тогда было то ли одиннадцать, то ли двенадцать лет. Кажется, одиннадцать, потому что ты носила косички, а на двенадцатом дне рождения ты заявила, что уже взрослая и обойдешься без косичек.

– Скажи, все пожилые люди говорят так много, как ты?

Мама улыбнулась:

– Да. Когда тебе исполняется шестьдесят, ты получаешь государственную лицензию на право болтовни.

– Когда ты закончишь говорить, моя уже, наверное, придет по почте.

Мама отпила из стакана и вздрогнула.

– Неудивительно, что он крепко заснул – у него получилось влить в один бокал всю бутылку водки. Так о чем это я говорила?

– Ты болтала о соревновании по тейквондо.

– Когда-нибудь ты будешь скучать по моей болтовне. Ну так вот, ты стояла среди других победителей, мастер повесил тебе на шею золотую медаль, как и остальным в вашем ряду. Все радостно улыбались. Все, кроме тебя.

– Я что-то такое припоминаю…

– Ты всегда изо всех сил старалась победить, но когда достигала цели, почему-то не становилась от этого счастливой.

– Это потому, что я думала о следующих соревнованиях и о том, сумею ли я их выиграть.

Мистер Фрискис запрыгнул на диван и ткнулся головой маме в ногу, требуя ласки. Она погладила его, кот громко замурлыкал.

– Не стоит позволять неопределенности завтрашнего дня портить радость сегодняшнего, Жаклин. Могу я дать тебе один совет?

– Я думала, ты их уже даешь.

– Тебе следует делать пометки. Я говорю о смысле жизни.

– Я – вся внимание.

Мама глубоко вздохнула и выпрямилась.

– Жизнь, – сказала она, – не забег, который нужно выиграть. Финиш для всех нас один – мы умрем. – Она улыбнулась. – Дело не в том, выиграешь ты забег или нет, Жаклин. Дело в том, хорошо ли ты бежишь.

Это что-то мне напоминало.

– То есть дело не в том, выиграешь ты или проиграешь, а в том, как ты играешь? – спросила я.

– Я предпочитаю свою аналогию.