Кровавая месса

– Тебе отлично известно, что это неправда. Он воплощение верности. А из тюрьмы его вытащит Ош, можешь мне поверить! Ему никто не откажет, даже сам Робеспьер. Народ считает Левенера героем, так что генерал скоро вернется домой.

– Допустим... И все-таки я не понимаю, ради чего мне рисковать головой, участвуя во всем этом?

– Я уже объяснил тебе, что ты гораздо больше рискуешь сейчас.

Эбер нахмурился.

– И что же я должен делать?

– Вот это другой разговор! Все очень просто: ты можешь, не вызывая ни у кого подозрений, поехать в Алансон, чтобы показать жену и дочку своим сестрам. Там ты узнаешь, что стал владельцем поместья. Ну, а потом... Некоторая сумма поможет тебе увезти твою семью туда, куда пожелаешь, пока другие будут заниматься Робеспьером.

Взгляд Эбера, казалось, пытается проникнуть в душу старого аббата.

– Кто ты такой? – с неожиданной грубостью спросил он.

– Ты знаешь, кто я. Я священник, принесший клятву верности новым властям, пария среди моих собратьев, но друг Левенеров и твоих сестер. Я такой же нормандец, как и ты.

– И ты хочешь убедить меня, что какой-то нищий аббат располагает средствами, чтобы осуществить этот непростой план?

– Одному мне это не под силу. А с твоей помощью я смогу многое.

– И что же тебе понадобится?

– Чтобы Коммуна отозвала Симона из Тампля, назначив его на более почетную должность.

– Какой бы почетной ни была новая должность, она никогда не принесет Симону столько денег, сколько дает ему и его жене присмотр за... ребенком. Он не согласится.

Аббат удовлетворенно отметил про себя, что Эбер не назвал мальчика ни «Капетом», ни «волчонком». Это был хороший знак.

– Приказы не обсуждают, – заметил старик. – И потом жена Симона больна, она растолстела, пребывание в четырех стенах не пошло ей на пользу. А Симон любит свою жену... Да и финансовый вопрос можно уладить.

Эбер открыл бутылку, принесенную аббатом, понюхал содержимое, разлил водку в два стакана и со вздохом сказал:

– Даже если все это получится, ты забываешь об одном. Как только ребенок покинет Тампль, начнется настоящий кошмар. Все силы полиции и жандармерии будут брошены на его поиски.

– Но никто не заметит его отсутствия, – мягко возразил аббат. – Другой мальчик, похожий на него, займет его место. Когда же заметят подмену, Людовик будет уже далеко. И меня очень удивит, если те, кто его охраняет, станут кричать на всех углах о том, что у них украли заключенного. Ведь тогда они сами подпишут себе смертный приговор. Я не сомневаюсь, что они сделают все возможное, чтобы скрыть этот побег.

– Отлично придумано! – одобрил Эбер, подвигая один из стаканов своему гостю. – Но где ты найдешь другого мальчишку?

– Мы его уже нашли, и сейчас парнишку готовят к новой роли. Ты будешь смеяться, но это настоящий нормандец!

Мужчины чокнулись, глядя друг другу в глаза, и залпом выпили огненный напиток.

Глава XIII «Господа! За здоровье короля!»

– Здесь плохой свет! – проворчал Давид, отбрасывая в сторону альбом и карандаш, которым он делал новый набросок для портрета Лауры. – У меня ничего не выйдет!

– Сомневаюсь, что в вашей мастерской светит другое солнце, – с иронией заметила молодая женщина. – Сейчас январь – грустный, серый, холодный месяц. Дождитесь весны. Ведь нам некуда спешить...

– Я все время боюсь услышать от вас, что вы собрались вернуться в Америку. И поверьте мне, в моей мастерской на самом деле больше света. Ну почему вы не хотите туда вернуться?

– В последнее время я почти не выхожу на улицу. В такую дурную погоду гораздо приятнее сидеть дома.

– Я заеду за вами в карете и отвезу вас.

Лаура неожиданно для нее самой не сдержалась:

– Как мило с вашей стороны предлагать мне полюбоваться на повозки, которые свозят невинных людей к эшафоту. И это повторяется каждый божий день! Ведь чтобы доехать до Лувра и вернуться обратно, мне придется дважды пересекать эту ужасную улицу Сент-Оноре...

– Улицу Оноре, – холодно поправил ее Давид, чем только еще больше рассердил Лауру.

– К дьяволу этот дурацкий маскарад! Пусть люди попроще этим наслаждаются, но зачем вам, человеку образованному, принимать участие в этой клоунаде? Неужели вы полагаете, что от ваших переименований святые утратят свои места рядом с господом? Повторяю вам в последний раз: хотите писать мой портрет – приезжайте сюда. Я из дома больше не выйду.

– И правильно сделаете, – раздался с порога веселый голос, и в маленькую гостиную вошел полковник Сван. – В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит!

– Но вы все же пришли, – ядовито заметил Давид, которого раздосадовало появление американца. Сван ему не нравился, а еще меньше нравились эти его чуть ли не ежедневные визиты к Лауре.

– Вы правы, но у меня были дела в этом квартале, и я зашел к нашему общему другу, чтобы попросить чашку чая.

– Что ж, не буду вам мешать. Терпеть не могу эту английскую привычку! Дорогая моя, – художник обратился к Лауре, – раз вы настаиваете, мне придется завтра же привезти к вам все необходимое для написания картины. Не жалуйтесь потом, что вам некуда ступить!