Кровавая месса

– Кто вы, сударыня? – спросил Людовик.

– Преданная слуга вашего величества. Меня зовут Лаура...

Бац не дал ей договорить:

– Мы все здесь – слуги вашего величества. Вы можете полностью доверять нам.

В это мгновение в комнату вошел Жуан. Он внес поднос с бутылкой шампанского и хрустальными бокалами, поставил его на небольшой столик и, не сводя глаз с ребенка, низко поклонился.

Де Бац наполнил бокалы, раздал их присутствующим и, повернувшись к сыну Людовика XVI, торжественно поднял свой бокал:

– Господа! За здоровье короля!

– А почему мне не налили? – неожиданно запротестовал мальчик. – Неужели я не имею права выпить вместе с вами за мое здоровье? Я очень люблю вино!

Барон нахмурился. Это были первые плоды кошмарного «воспитания» башмачника Симона, продолжавшегося целых полгода. Пока он размышлял, как поступить, Лаура наполнила один из бокалов до половины и с улыбкой протянула его Людовику.

– Король прав, – заметила она. – Совершенно естественно, что его величество хочет отпраздновать вместе с нами свое освобождение.

– М-мм, как вкусно! – оценил мальчик, проглотив шампанское одним глотком. – Еще хочу!

– Это невозможно, сир, – резко ответил Бац. – Вино возбуждает, а вы, король, должны подумать об отдыхе. Мы останемся здесь только до завтрашнего вечера, а потом отправимся в долгое путешествие. Оно, возможно, будет опасным, но нам необходимо ускользнуть от врагов вашего величества. Поэтому сейчас вам нужно набраться сил, чтобы вынести все тяготы пути. А поскольку на мне лежит ответственность за вас перед народом Франции, вы должны меня слушаться, сир.

– Кто вы такой, чтобы требовать от меня этого?!

– Ваше величество обо всем узнает, когда окажется в безопасности. Я буду иметь честь назвать вам мое имя, а потом покину вас. Но пока я просто Жан.

– А я хочу все знать сейчас!

– Вы говорили «я хочу» Симону?

Мальчик покраснел и опустил голову, но исподлобья продолжал смотреть на человека, осмелившегося говорить с ним так сурово.

– С ним мне, по крайней мере, было весело, – пробормотал Людовик. – Он рассказывал мне истории, учил всяким новым словам...

Лаура взглянула на барона, увидела, как раздуваются его ноздри, и, поняв, что сейчас последует взрыв, поспешила вмешаться:

– Ваше величество, комната готова. Завтра у нас будет достаточно времени для разговоров. Подождите меня, – обратилась Лаура к мужчинам, – я скоро вернусь.

Она протянула мальчику руку, но тот сделал вид, что не видит этого, и сам направился к двери. Мужчины склонились в поклоне, а Лаура вышла следом за Людовиком. Когда она вернулась, то Дево, Кортей и Питу уже уехали. Барон стоял у камина, поставив ногу на подставку для дров, и так мрачно смотрел в огонь, что молодая женщина встревожилась.

– Что-то не так? – негромко спросила она.

– Да! Должен признаться, что я ничего не понимаю. Этот мальчик должен был быть счастлив – ведь его вырвали из ада! А мне кажется, что он об этом жалеет. Единственное, что порадовало его, так это шампанское. Он даже не поблагодарил нас...

– Возможно, мы напрасно сразу начали обращаться с ним как с королем. Естественно, что и он с этого момента видел в нас только слуг. Симон вел себя с ним совершенно иначе. Для него это был обычный ребенок, и он учил его так, как учат детей из народа. Неудивительно, что мальчик растерялся. Вполне вероятно, что башмачник поил его только затем, чтобы Людовик забыл как можно быстрее прекрасное вчера и стал таким же, как сам Симон. А эти «новые слова», о которых говорил Людовик... Я уверена, что Симон научил короля ругаться. Вы должны радоваться, что мальчик не продемонстрировал свое умение перед нами.

– Возможно, вы правы. Но не стану скрывать от вас, что первое впечатление меня разочаровало. Скажите, когда вы укладывали его спать, он что-нибудь спрашивал о родителях?

– Нет. Но я не сомневаюсь, что мальчик все знает об их судьбе. Этот ужасный Симон вряд ли лишил себя удовольствия сообщить ему об этом. К тому же он мог добавить, что он и Мари-Жанна будут теперь его родителями.

– И это любимый сын несчастной королевы! – процедил де Бац сквозь зубы. – Неужели Людовик уже забыл ее? Вспомните, во время процесса над Марией-Антуанеттой он подтвердил все самые страшные обвинения против собственной матери!

– Неужели вы ничего не понимаете?! – с возмущением воскликнула Лаура. – Да этому ребенку просто было отчаянно страшно! Он так боялся, что подтвердил бы в тот момент что угодно. Не забывайте, что, когда его разлучили с матерью, Людовик три дня плакал и требовал, чтобы она пришла! Кто знает, вдруг сапожник бил его, чтобы заставить замолчать, а потом утешал на свой лад? Жан, он всего лишь ребенок, слишком рано познавший ужас и страдания. Я не сомневаюсь, что он замкнулся в себе, пытаясь защититься. И потом, маленький король не знает никого из тех, кто участвовал в его похищении. Ему надо дать время...

Барон вдруг резко повернулся, обнял Лауру и зарылся лицом в ее волосы.