Кровавая месса

– А знаете, я бы подписался под этим проектом. Он представляется мне наименьшим из зол. – Де Бац смотрел на носки своих сапог. – Но я не допущу, чтобы они отправили на эшафот малолетнего короля. И все же, – он взглянул прямо в лицо Дево, – из сказанного вами ясно, что внутри Конвента произошел раскол. Можно попробовать этим воспользоваться.

– Что вы намерены делать?

– Я? Ничего. Но вот гражданин Агриколь снова появится в кабачке «Бегущая свинья» и встретится со своей старой подругой вязальщицей Лали. Необходимо узнать, что происходит у якобинцев, и прощупать настроение народа в Париже.

– Вас интересует настроение народа? – язвительно произнес Дево. – Народ начинает дохнуть с голода. Это не улучшает его настроения...

Гражданин Агриколь вспомнил слова Дево, когда недалеко от своего любимого кабачка наткнулся на толпу женщин, осадивших булочную, вернее булочника. Тот был явно напуган и пытался защитить от разорения свою лавочку. Но ни его призывы успокоиться, ни его полные слез глаза, ни мольбы его перепуганной насмерть жены не достигали слуха разъяренных женщин. Они обзывали булочника эксплуататором, опорой аристократов и были настроены весьма воинственно. Несчастный надрывался от крика, пытаясь объяснить, что ему не привезли муку, а без нее хлеба не напечешь, но это был глас вопиющего в пустыне. Очень скоро самые ярые – но отнюдь не самые несчастные, которые просто стояли в сторонке и молча плакали, – схватили булочника и поволокли его к ближайшему фонарю с явным намерением повесить.

Гражданин Агриколь счел необходимым наконец вмешаться.

– Гражданки! Гражданки! – зычным голосом воззвал он, надеясь, что никто из собравшихся не слышал раньше, как обычно говорит гражданин Агриколь. – Что вы творите?! Разве так ведут себя те, кто должен быть образцом поведения женщины-республиканки?

Здоровенная палка, которую он держал в руке, очень помогла ему пробраться в первый ряд и оказаться рядом с булочником. В своем не слишком опрятном костюме санкюлота – засаленная карманьола и старая шляпа с огромной кокардой, – заросший бородой, с подложенным животом, де Бац, хотя и был среднего роста, выглядел весьма внушительно. Разбушевавшиеся мегеры машинально отступили назад, но одна из женщин набросилась на него:

– Тебе что, больше всех надо? Образец женщины-республиканки хочет есть!

– Но ты-то, по крайней мере, не производишь впечатление умирающей от недоедания. Ты такая кругленькая и аппетитная! – Гражданин Агриколь оценивающе оглядел свою собеседницу и улыбнулся, демонстрируя пожелтевшие и почерневшие зубы.

Женщина и вправду была тучной, но не обиделась, а определенно оценила шутку. Ее подруги расхохотались.

– Да я не о себе беспокоюсь, – сказала она уже не так агрессивно. – Мне-то самой немного надо, но вот остальные... У них дети плачут от голода!

– И ты в самом деле веришь, что они насытятся, как только вы вздернете на фонаре этого беднягу?

– Зато это послужит примером остальным.

– Примером чего? Неужели ты думаешь, что он из злого умысла закрыл свою лавку? Если булочник перестанет продавать хлеб, на что он будет жить? Он же занимается этим не из любви к искусству, это очень тяжелый труд.

Женщина запнулась, удивленно глядя на «старика».

– Как это ты сказал? Из любви к чему?

– Я хотел сказать, ради удовольствия. – Де Бацу стало смешно, и все же он готов был надавать себе оплеух за такую оплошность. Очень умно швыряться подобными выражениями перед толпой разъяренных фурий! – Так говорят в моей провинции, – поспешил добавить он.

Барон уже забыл о булочнике, который все это время стоял рядом с ним, трясясь от страха, но тот сам напомнил о себе:

– Послушай, гражданин, мой труд приносит мне и удовольствие тоже. Я люблю печь хлеб и всегда страдаю, когда у меня нет муки.

Эти слова были встречены гулом одобрения. Но, к несчастью, в эту минуту одна из женщин, обыскивавших булочную, появилась на пороге, потрясая мешочком с мукой величиной с небольшую дыню.

– А из этого ты можешь испечь хлеб? Или ты предпочитаешь оставить эту муку себе? Ах ты вор, проходимец!

В новом приступе ярости женщины бросились на булочника.

Де Бацу пришлось отступить – он не решился воспользоваться своей дубиной, чтобы не навлечь на себя подозрений. Булочник понял, что его часы сочтены, он уже стоял на неизвестно откуда взявшейся лестнице, пока кто-то побежал за веревкой. Еще несколько минут – и его повесят. Бедняга рыдал так, что мог разжалобить и камни, но разъяренные женщины не испытывали к нему сочувствия.

В эту минуту вдруг раздался суровый женский голос. Заговорила высокая женщина лет сорока пяти с ясными, но какими-то безжизненными глазами. Одета она была как любая женщина из народа – седые волосы убраны под белый чепец, в кармане большого голубого передника большой клубок шерсти.

– Кто-нибудь из вас умеет печь хлеб? – спросила она.