Кровавая месса

– Я сам из Тулузы, – оборвал Шабо Жюльен, – и должен тебя заверить, что Фабр никогда не выигрывал Цветочного турнира. Впрочем, я признаю за ним некоторые таланты в стихосложении. Например, песенка «Идет дождь, пастушка» ему удалась. Но уже очень давно она ничего ему не приносит, и Фабру вечно не хватает денег. Но вернемся к его проекту. Я не понимаю, какую прибыль он может ему принести.

– Это просто! – усмехнулся Бенуа. – Завтра все будет опечатано, и мы окажемся связанными по рукам и ногам. Но через два-три дня Фабр навестит нас всех по очереди и за приличную сумму предложит печати снять. Обойдя всех, он станет обладателем весьма приличного состояния!

– Боюсь, что все мы ему заплатим, чтобы иметь возможность продолжать вести дела, – вмешался Джуниус Фрей, – но мне претит давать взятку этому фигляру! Я бы предпочел заплатить любому, кто его опередит.

– А неплохо было бы подложить такую свинью Фабру, – вздохнул Лагарп, который сам был поэтом и от души презирал своего собрата по перу. – Но это будет нечестно.

– Не согласен с тобой! – Делоне выразительно пожал плечами. – Это всего лишь политика. Например, депутаты английского парламента имеют право зарабатывать деньги, используя то, что им известно. У нас же все отделываются красивыми словами и громкими фразами, а между тем некоторые депутаты под шумок собирают деньги в свой карман. И это в то время, когда совершенно исключительные люди, как, например, наш друг Шабо, живут практически в нищете и не могут соответствовать высокому рангу представителя народа. Что касается меня, я был бы просто счастлив, если бы кто-то сыграл с Фабром такую шутку и увел добычу у него из-под носа. Что ты об этом думаешь, Бац? Ты умеешь распоряжаться деньгами с умом, но почему-то молчишь.

Барон пожал плечами:

– Просто мне нечего сказать. Я вас слушаю, и мне этого достаточно. Вы говорите истинную правду, и я с вами согласен... но не поговорить ли нам о чем-нибудь другом? По-моему, наши прелестные дамы заскучали.

Анна-Мария де Бофор засмеялась и закрыла свой веер с ручкой из слоновой кости, на шелковом экране которого была изображена сцена из сельской жизни.

– Ни в коем случае, мой дорогой друг. И я говорю от имени всех дам. Мы не настолько глупы, чтобы дела нашей прекрасной страны и мужчин, которых мы любим, нас не интересовали. Я уверена, что даже самая юная среди нас согласна со мной. Не так ли, Леопольдина?

– Ты совершенно права, гражданка! Как дочь и сестра банкиров, я всегда интересовалась делами.

– Ну, вот видите! – с торжеством воскликнула Анна-Мария де Бофор.

– А ведь в ее возрасте ей следовало бы интересоваться только любовью!

– Разумеется, я думаю и об этом... – Леопольдина смущенно потупилась. – Я всей душой надеюсь встретить того, кого я могла бы полюбить, – человека чувствительного и доброго, который заботился бы о моем счастье, как о своем собственном. Этот человек должен быть столь же щедрым и великодушным, как мои братья, чтобы позволить мне жить такой жизнью, к которой я привыкла...

– Значит, тебе не нравится рай в шалаше?

– Зачем же в шалаше, когда можно иметь поместье или особняк? Это было бы просто глупо. – Юное создание искоса взглянуло на Шабо, сидящего рядом.

– А главное, это было бы просто недостойно тебя! – пылко отозвался бывший монах. – Ты заслуживаешь самых красивых дворцов, гражданка!

– Но я не требую так много... Прежде всего я хочу, чтобы меня любили.

Еще секунда – и Шабо пустился бы в свои обычные разглагольствования. Чтобы не допустить этого, барон подал Мари знак, и она предложила всем прогуляться по саду.

Дневная жара начала спадать, большие липы давали густую тень. Мари вышла первой под руку с Лагарпом, который уже начал дуться, заметив, что всеобщее внимание привлек Шабо.

– Прочтите мне ваши последние стихи, – попросила его Мари. – Все эти разговоры о деньгах навевают на меня скуку. Мне просто необходимо услышать нечто прекрасное!

Старик расцвел, как роза на рассвете. Хотя он оценил и еду, и вино, обед показался ему крайне скучным. Зачем разговаривать о политике, когда рядом такие красивые женщины? Общество Мари вернуло ему хорошее настроение, и он долго читал ей свои стихи. Однако она слушала как-то безучастно, и наконец Лагарпу показалось, что его спутница вовсе не слушает его и думает о чем-то своем. На это он и пожаловался, инстинктивно вернувшись к прежнему вежливому обращению:

– Я вам неинтересен, сударыня, не так ли?

– Как вы могли такое подумать?! Простите меня, но я почему-то вдруг вспомнила о том, что вам пришлось пережить. Правда ли, что вы присутствовали на знаменитом ужине, когда Казотт сделал свои странные предсказания?

Старик нахмурился и некоторое время молчал.