Кровавая наследница

Спокойным баритоном капитан Макаров рассказывал ей, что кирилийские тюрьмы были лабиринтами, где пытавшиеся сбежать заключенные оказывались в ловушке. От паники и неопределенности они теряли рассудок еще до того, как их успевали поймать. Внешние стены лабиринтов-тюрем усиленно охранялись, но внутри было не так много солдат: всех заключенных, которым удавалось подобраться к наружным укреплениям, тут же застреливали из лука.

Ане оставалось только надеяться, что черный ход, известный Острослову, не сулил им такой быстрой смерти.

Впереди аферист передвигался с такой хищной грацией, что напомнил Ане пантеру, которую ей довелось однажды видеть на выставке экзотических животных в Сальскове. Она заметила, что в его руках поблескивает украденный кинжал – на его рукояти переливался символ белого тигра.

Как будто прочитав мысли Аны, Рамсон бросил на нее взгляд.

– Устала? – шепотом спросил он. – Это цена, которую аффиниты платят за свои способности, не так ли? Вдобавок, благодаря нашему другу из камеры, не обошлось без легкого мазка божевосхом.

Из-за угла показался охранник, и Ане не пришлось придумывать остроумный ответ.

Три бесшумных прыжка – и Острослов уже подносил кинжал к его шее. Росчерк металла – и охранник упал, из груди торчала рукоять с белым тигром. В глазах Аны мутилось, но она смогла отметить отработанную точность в движениях Острослова. Угол, под которым он вонзил лезвие, был выверен с поистине научной точностью.

Привычным жестом Рамсон вытащил кинжал.

– Почти пришли, – сказал он.

На стенах попадалось все меньше и меньше факелов, и становилось темнее. Мрамор сменился неотесанным камнем. Раз или два Ане казалось, что вот-вот наступит полная тьма. Она использовала силу родства как факел, но понимала, что дальность действия ее уменьшается, так как божевосх постепенно берет свое. Даже быстротекущая кровь Острослова то появлялась, то исчезала с радара Аны, как тень.

На фоне мерного постукивания их каблуков послышался другой шум – слабый, но нарастающий, как шепот ветра в ветвях сибирских лиственниц, которые раньше росли у нее за окном.

Шум… воды.

Они, должно быть, находились в задней части тюрьмы, куда сливали нечистоты, сваливали мусор, а также тела умерших заключенных. В отличие от большинства кирилийских тюрем, которые были построены у рек для облегчения ликвидации отходов, Гоуст Фолз стоял на вершине утеса, рассекаемого водопадом. Поэтому он так и назывался. Была даже такая старая шутка: узники застряли между скалой и водопадом.

Скалой и водопадом.

Ноги Аны стали ватными.

– Острослов, – напряглась Ана, а потом закричала: – Острослов!

Но он скрылся за углом. Ана побежала. Шум воды становился все громче, пока не стал заглушать ее собственные шаги.

Следующий коридор неожиданно заканчивался аркой с дверью из черного камня. Холодная, поглощающая свет, она словно что-то шептала Ане.

Острослов опустился у двери на колени: из-за своей длинной серой рубашки он был похож на призрака. В полутьме движения его рук были так же точны, как у дворцовых физиков, обучавших Ану. Под его пальцами что-то мелькнуло – он резко дернул вниз, и дверь открылась.

Приглушенный плеск перерос в оглушительный шум, отражавшийся от каменных стен и низких потолков. Острослов распахнул дверь, и у Аны сердце ушло в пятки.

За чернокаменной дверью коридор внезапно заканчивался, как будто кто-то взял столовый нож и аккуратно отрезал кусок. Конец коридора венчали две массивные колонны, упиравшиеся вершинами в выступы утеса. Над головой вдаль уходило серо-голубое кирилийское небо, соединяясь на горизонте с покрытой блестящим снегом равниной. Под ними пенилась и падала вниз ледяная вода. У Аны подкосились ноги от страха вновь ощутить, как вода заполняет внутренности. Этот страх был высечен глубоко в ее памяти благодаря случаю, произошедшему давным-давно. Безжалостные воды реки – другой реки, непохожей на эту, – чуть не погубили ее дважды много-много лет назад.

Острослов был уже занят делом. Он снял с плеча толстую веревку. Ловкими движениями обвязал один конец веревки вокруг колонны. Его пальцы сплели какой-то сложный узел.

Боги всемогущие. Ана прижалась к дальней стене и молила свои колени не подгибаться. Это и был черный ход, о котором говорил Острослов: спуск для отходов, откуда сбрасывали экскременты и тела покойников.

И они собирались прыгать.

– Я не стану с тобой туда спрыгивать! – прокричала Ана, пятясь к коридору за чернокаменной дверью.

Острослов присел у края.

– Не знаю, чему тебя в школе учили, но вот пара уроков с улиц. Любой, кто решится прыгнуть отсюда, умрет. Удар о воду переломает тебе все кости.

Водопад бросался вперед, словно ревущий зверь, растворяясь внизу в таком густом тумане, что не было видно, где он заканчивался.

Острослов проверил прочность узла. Веревка туго натянулась.

– Ты идешь, ведьма?

Ана была абсолютно уверена, что он сошел с ума.

– Ты только что сказал, что любой, кто решится прыгнуть отсюда, умрет.

Острослов выпрямился в полный рост. На фоне подернутого дымкой голубого кирилийского неба и бурлящей белой воды у него был почти геройский вид.