Кровавая одержимость (ЛП)

А потом он запустил пальцы ей в волосы. И да помогут ей небеса, но женщина могла поклясться, что сквозь его пальцы струились электрические разряды. Брук внезапно захотелось переползти к нему на колени и погрузиться в умиротворение, которое он предлагал. Наполеан начал мягко гладить ее по голове, нежно массируя там, где она стукнулась о дверь. И боль мгновенно утихла, как будто ее никогда и не было.

Какой силой он обладал? Эта нечеловеческая способность успокоить, исцелить и заставить, не могла быть хорошей. Может быть, это было своего рода вуду или колдовство.

— Не делай этого, — снова прошептала она едва слышно. — Отпусти меня.

Брук просила, а голова прижималась к его руке, выдавая тот факт, что она хотела его прикосновений.

А затем глубокая волна безмятежности затопила все тело. Она устремилась вниз от макушки, разлилась по шее и плечам, обволокла туловище и добралась до ног. Если бы она не знала, в чем причина, то могла бы поклясться, что ей поставили капельницу со Стадолом. И сотворил он это, всего лишь одним прикосновением. Никто не обладал подобной властью. Ни человек. Ни животное. Никакое земное существо не могло обладать таким контролем. Но инстинктивно Брук знала, что Наполеан был исключением.

Может он был кем-то намного большим, чем она видела сейчас?

Было очевидно по его выражению лица — по взгляду и манерам — мужчина обладал своего рода необузданной, несдерживаемой мощью. Он нес ее, как простой человек носил одежду. Это проявлялось в том, как гордо он держал голову, читалось в волевом подбородке, в силе по-королевски широких плеч и в бесконечной мудрости его глаз.

Кем он был? Чем он был?

Брук отодвинулась и мягко оттолкнула его руку, прерывая их контакт и надеясь не вызвать его гнев.

Милостивый Боже на небесах, каким же мог быть в гневе такой мужчина?

— Пожалуйста, не трогай меня, — проскулила Брук, отчаянно желая, чтобы ее собственный голос звучал настойчивей.

— Если ты действительно этого желаешь.

Он отдернул руку, откинулся на сидении и отвернулся к окну, по-видимому, не задетый ее словами.

Брук сомневалась в существовании хоть чего-то, что могло повлиять на него.

«‎Если ты действительно этого желаешь?»

Он на самом деле так легко отступил? Его на самом деле можно было уговорить?

Она закусила нижнюю губу и почти позволила себе надеяться.

— Не могли бы вы вернуть меня обратно в отель, пожалуйста? Наполеан? — она говорила с уважением, для большего эффекта называя его по имени, каким-то образом понимая, что он привык к почтительному обращению.

— Мне жаль, но я не могу.

В его добрых глазах — непоколебимая решимость.

Брук нахмурилась и тряхнула головой, пытаясь отделаться от завораживающих интонаций его голоса.

— Эм… а почему нет?

Он улыбнулся, и будто полная луна засияла в машине.

— Потому что ты моя судьба, и нам нужно многое узнать друг о друге за очень короткое время.

Брук была потрясена.

— Простите? — начала она возражать прежде, чем он снова заговорил. — Эм, я с полной уверенностью могу гарантировать, кем бы эта судьба ни была, я определенно не являюсь ею. Без обид, вы кажетесь на самом деле интересным парнем и все такое, но, — прекрати это, Брук, — я правда просто хочу домой.

В ее глазах застыли слезы. Черт, она не хотела плакать. Она не хотела показывать, насколько напугана. Брук знала, что должна быть осторожной, чтобы не дать хищнику повода атаковать. Даже если он демонстрировал благородство и самоконтроль.

Она задрожала, когда проиграла битву эмоциям и слезы страха покатились по щекам.

— Пожалуйста… — ее голос дрожал. — Пожалуйста… Я просто хочу домой.

И эти слова стали спусковым крючком, вырывая ее из настоящего и забрасывая в далекое, мучительное прошлое.

Я просто хочу домой.

Это были уже не слова двадцатидевятилетней женщины, не требование уверенного, опытного профессионала, а жалобная мольба шестилетнего ребенка, проведшего семь дней в уединенном домике на берегу озера с жестоким отчимом.

Это были слова умной находчивой девчушки, которая льстила, умоляла, приводила свои доводы шесть долгих и кошмарных ночей в отчаянной попытке продержаться дольше, провести, перехитрить больного взрослого извращенца, уговорить вернуть ее домой к матери… в безумном желании выжить.

И это были слова восьмилетней девочки, которая два года спустя сидела на жесткой деревянной скамье в холодном зале суда и давала показания против этого монстра. Чтобы рассказать миру, что произошло в том домике, как она выжила. Чтобы быть уверенной, что этого монстра надолго упекут в тюрьму. Она заново прошла через все тяжкие испытания лишь для того, чтобы увидеть, как собственная мать с отвращением отворачивается от нее. С того времени она не общалась с Брук, будто в случившемся была ее вина. И если бы не ее недавно умершая бабушка Лэйни, которая вырастила девочку как свою дочь, Брук просто некуда было бы пойти.