Кровавая осень

– Ваши пороховые маги убили многих моих Избранных. То, что Влора до сих пор жива, – более чем достаточное доказательство моих добрых намерений.

– А то, что я не позволю Таниэлю убить вас до конца следующей недели, – доказательство моих.

Кларемонте закатил глаза:

– Фельдмаршал, мы же не дети, чтобы пугать друг друга.

Тамас забарабанил пальцами по столу, внимательно наблюдая за Кларемонте.

– Сделка состоится, если вы вернете и Влору, и Ка-Поэль, а также выведете из Адопеста всех своих солдат до последнего.

– Вы не должны соглашаться на это, – вмешалась Винсеслав. – Мы ведь не знаем, что он собирается сделать с телом Кресимира.

– Если бы я хотел освободить его, то просто убил бы девушку. Позовите господина Два Выстрела, он подтвердит. – Кларемонте покачал головой. – Я уже пообещал увести своих людей, но отдать вам дикарку не могу. Только она удерживает Кресимира, и я не хочу упускать ее из виду. Когда Кресимир будет погребен под толщей воды на дне самой глубокой морской впадины, откуда уже не сможет подняться на поверхность, я верну вам дикарку. Даю слово.

Несколько минут, пока Тамас обдумывал предложение, в комнате стояла мертвая тишина. Адамат не мог понять, почему молчат Рикард и Ондраус. Это было безумие. Если Тамас действительно завладел телом Кресимира, то не должен отдавать его ни при каких условиях.

– Леди Винсеслав права, – тихо произнес он.

Тамас поднял на него глаза и вздохнул:

– Согласен. Я не могу заключить эту сделку.

– Мм… – Кларемонте встал и взял с дивана трость и шляпу. – Это крайне прискорбно. Однако я сдержу слово. Завтра мои солдаты покинут город, и мы дождемся результатов выборов. Тогда и поговорим. Удачи.

Он кивнул каждому по отдельности и вышел.

Дальнейшая часть встречи прошла в мрачной обстановке. Спустя несколько минут после ухода Кларемонте Таниэль услышал доносящиеся из кабинета крики и понял, что отец отказался от сделки. Через час кабинет покинул Ондраус – вероятно, для того, чтобы встретиться с Кларемонте за обедом. А по истечении еще одного часа в комнате остались только Адамат и фельдмаршал.

– В книгах говорится, что Бруде двулик, – напомнил Адамат. – И это не просто аллегория, это на самом деле два человека.

– Значит, Кларемонте – не единственный враг, которого следует опасаться?

– Нет, не единственный. Я пытаюсь найти второго.

– Им может оказаться кто угодно?

– Да.

Тамас уронил голову на руки:

– Ваши слова окончательно испортили мне день, инспектор.

– Простите, сэр, вы верите Кларемонте?

– Ни в коей мере. Я поверю, что он ушел по доброй воле, только через десять лет после того, как это действительно произойдет. – Фельдмаршал сжал виски руками и уставился в стол. – Прошу вас, скажите, что у вас есть еще какие-то новости, чтобы хоть немного подбодрить меня.

– У меня и в самом деле есть новости.

Тамас недоверчиво посмотрел на Адамата:

– Правда?

– Да. Дело в том, что Кларемонте ошибался, называя себя единственным оставшимся в Девятиземье богом. Оказывается, Адом жив.

47

Тамас покосился на двух охранников, дремлющих на крыльце дома: те тут же вскочили и вытянулись по стойке смирно. Они носили мундиры городской полиции и, судя по всему, узнали фельдмаршала.

– Вольно, – сказал он. – Я здесь как частное лицо.

Охранники переглянулись и, похоже, немного успокоились.

– Просто заехал посмотреть.

Спешившись, Тамас бросил поводья одному охраннику, а Олем – другому.

– Наверное, будет лучше, если вы никому не расскажете, что видели меня здесь.

– Да, сэр.

Тамас бесшумно проскользнул в парадную дверь и остановился в вестибюле, пропитанном зловещей тишиной. Олем вошел следом, фонарь в его руке отбрасывал глубокие тени на мраморный пол.

– Вы о чем-то задумались, сэр?

– Попробуй тут не задуматься. В прошлый раз, когда я побывал здесь, меня едва не убили. А ты ни о чем не задумался?

– Этот дом выглядит каким-то безвкусным.

– Он принадлежал Черлемунду, – объяснил Тамас. – Первосвященника больше интересовала роскошь, чем хороший вкус. По крайней мере, его дурацкий бюст больше не мозолит мне глаза.

– Вы сами разбили его, сэр.

– Ах да, правильно. Идем.

Они повернули направо, в большой коридор, по словам Адамата, ведущий к кухне. Подойдя ближе, Тамас отчетливо расслышал, как кто-то напевает себе под нос, и невольно прибавил шагу. Он знаком приказал Олему остаться в коридоре, а сам зашел в кухню.

В отличие от остальной части здания, здесь было тепло и светло. Ярко горели две духовые печи; и в ноздри фельдмаршала ворвались ароматы свежего хлеба, жареной баранины и тыквенного супа. Рот наполнился слюной, пальцы задрожали в предвкушении сытной еды.

Одна половина стола была расчищена от кухонных принадлежностей и сервирована серебряной посудой на двоих.

– Доброе утро, фельдмаршал.