Кровавая плаха

Помолчали. Девичье сочувствие настроило юношу на откровенный лад. Он продолжил:

— Вы, Валентина Даниловна, знать того не можете, что я есть, наверное, самый несчастный человек на свете. Мой тятенька, когда из дома уезжает, приказывает за мной маменьке в оба глаза глядеть, будто я несмышленыш какой и за свои поступки неответственен. Давеча я налил себе за обедом рюмку лафита, у поставщиков из Крыма по шесть рублей за дюжину брали, так матушка на меня уж косится. Я должен этот взгляд понимать, к чему она клонит. Ну и не стал я этот лафит употреблять, кухарка Ольга Козлова выпила и хвалила.

Валентина грустно покачала головой:

— Все это от нашей серости купеческой! Сами старики вовсю распоряжаются своей необузданностью, а нам, молодежи, — ни-ни! Мой папаша когда в прошлом годе помер, то я, конечно, вся в горестной тоске изошла, но, лишь вам признаюсь, теперь мне вольготней жить стало. Даже в тиатрах бываю. А вас отпустят на следующей неделе, оперетта московская приезжает? Мы завтра своего дворника Василия посылаем два билета в партер заказывать. Коли вы изволите нас сопровождать, так мы этому будем весьма рады.

Николай, мотнув головой, желая показать свою взрослую независимость, проговорил:

— Считаю, что маменька не станет мне резонов чинить. Если вас не затруднит, возьмите и для меня кресло.

— И то дело! — обрадовалась Валентина. — Как деньги в торговле зарабатывать да в лабазах сидеть — мы большие, а как удовольствие получать — не извольте беспокоиться.

И чуть позже, слегка коснувшись ладони Николая, с горьким вздохом добавила:

— И все же завидую вам, Николай Иванович! Вы, куда ни кинь, человек свободный, а меня маменька после четвертого класса из гимназии забрала. Внушает мне: «На что нам хошь бы это образование? От него в голове брожение и даже перхоть заводится!» Ей об этом фельдшер Фельдман, дескать, говорил. — И тут же с гордостью добавила: — Зато теперь я на фортепьяно играть учусь! Музыкальный маэстро три раза в неделю приходит. А вы не умеете на фортепьяно действовать?

Николай смущенно мотнул головой:

— Нет!

— Это ничего! Вы к нам приходите, я вам сыграю польку «Кокет». А у меня отчаяние на сердце. Вы, Николай Иванович, человек благородный. Если вы поклянетесь, так я вам откроюсь — только никому ни слова.

— Клянусь!

— Маменька меня замуж желает выдать за одного солидного купца. Ведь после смерти батюшки с делами управляться трудно стало. Приказчики себе ужуливают, вот маменька и хочет мужчину над всем капиталом поставить. — И она внимательно и долго смотрела в глаза юноше. — А я… другого уже целый год люблю.

— Это, признайтесь, кто? — заволновался Николай.

Валентина лукаво улыбнулась:

— Вот к нам придете, тогда и откроюсь.

В этот момент, расталкивая локтями покупателей, из-за торгового ряда показалась Фекла Егоровна. Она затараторила:

— Уломала, Николай Иванович, вашу матушку! Ни в какую не желала. Но я привела ей рассуждения, вот и согласилась. Завтра ждем обоих вас.

Коварные уловки

На другой день после долгих сборов, отстояв в церкви обедню, мать и сын Кашины направились на Олонецкую улицу.

Анна Петровна ворчала:

— На глупое дело я согласилась, старуха Чеснокова уговорила. «Осчастливьте, — канючила, — навестите вдову с сиротой». Вот я и согласилась. А она пьяница да беспутная… Впрочем, тебе, сыночек, об этом ведать не положено.

Николай хорошо знал, о чем умолчала мать: Фекла Егоровна жила после скоропостижной смерти мужа со своим дворником Василием Ладугиным, здоровым сорокалетним мужиком с лошадинообразной физиономией, изъеденной оспой, часто повторявшим в своем кругу: «Баба — она как конь, любит руку твердую!»

Дом купцов Чесноковых старинный, еще при Екатерине Великой построен. Родоначальник всего дела — Петр Фокич — лес поставлял, на том состояние и нажил. За усердие из рук Павла медаль получил. Его внуку Даниле Евграфовичу капитал достался солидный, но он его как-то не приумножил, а даже кое-что растерял. Продал за бесценок лесопильню в Архангельске, неудачно взял несколько подрядов.

После его внезапной кончины от апоплексического удара дела и вовсе покатились с горы. Вдова его Фекла Егоровна и при муже любила приобщиться сладенького винца, за что была бита мужем неоднократно, теперь, оставшись без узды, закрутила напропалую.

Валентина правду говорила Николаю, что мать хочет выдать ее замуж. Но она умолчала о выборе, который сделала Фекла Егоровна, а Валентина с великой радостью план ее одобрила.

Теперь они начали совместными усилиями приводить его в действие.

— Ах, коли бы удалось! — мечтательно заводила глазки мать.

— Было бы неплохо! — соглашалась дочь. — Только уж очень юн, отец ни в жисть не согласится.

— Как раз наоборот! — живо возражала мать. — Захочет наш капитал к своему приобщить.

— А когда узнает, что полон ларец векселей неоплаченных, еще от покойного Данилы Евграфовича оставшихся? Что даже этот дом заложен?