Она подошла к небольшой колыбели, которую Колетт поставила в комнату для Шторма и нагнулась, чтобы достать одно из нежно-голубых одеял, аккуратно сложенных в ней. Она завернула воркующего младенца в мягкую ткань, намеренно повернувшись спиной к ним обоим, и глаза ее наполнились слезами.
— Ты не получишь моего сына, Натаниэль, — она знала, что звучала не рационально, но ее это не заботило.
Это беззащитный ребенок.
Ее малыш. И они собирались убить его.
Убить.
Натаниэль двинулся со сверхъестественной скоростью, встав лицом к Джослин и ребенку, и его большие руки мягко, но настойчиво обернулись вокруг тела младенца.
И мать, и отец застыли на одно страшное мгновение, две пары рук под одним ребенком.
Джослин почувствовала, как внутри нее зародился глубокий рык и завибрировал в горле. Предупреждающее рычание, сорвавшееся с губ, шокировало ее так же, как и Натаниэля.
Натаниэль сделал шаг назад, отпустив ребенка и расправив плечи.
Закрыв глаза, Джослин начала настраиваться на свою новую внутреннюю силу, проверяя, на что она способна, пробуждая огромную мощь, которой теперь обладала, будучи вампиром. Она была готова бороться за ребенка, если придется, и каждый мускул в ее теле начал подрагивать в ответ.
Натаниэль сразу схватил ее за плечи и обнажил клыки, словно лев, предупреждающий свою львицу.
— Не вздумай бросать мне вызов, Джослин, — прошипел он. — Ты, возможно, сильнее, чем раньше, но твоя сила не больше моей. И никогда не будет.
Его голос был резок.
Непоколебим.
Безжалостен.
— Предположительно, родители умирают за своих детей, — она зло зарычала. — Но ты… убьешь невинное дитя, чтобы жить? Хорошо, — произнесла она дрожащим голосом. — Тогда позволь мне занять его место. Позволь мне обменять свою жизнь на его.
Колетт выглядела так, словно увидела призрака, ее кожа стала мертвенно-бледной. А Натаниэль отступил на шаг назад, словно его ударили.
— Джослин, любовь моя… — он понизил голос. — Дитя — зло, — его тон был мрачным и завораживающим, взгляд холодным и подавляющим. — У него нет души, и он убьет тебя, как только сможет.
Он взял под контроль её тело, полностью парализовав руки, оставив стоять, словно гранитную статую Мадонны с младенцем, а сам шагнул вперёд и потянулся за ребенком.
Но появились ещё одни сильные руки, которые забрали малыша.
Невероятно высокий человек. Пугающий мужчина с чёрными и серебристыми волосами до талии, и глазами цвета оникса с серебристыми крапинками.
Его голос был мрачным и бесконечным в своей глубине и силе.
— Вы должны отказаться от ребёнка немедленно.
Слова были неоспоримым приказом, когда он освободил ее от хватки Натаниэля.
Джослин почувствовала, как её тело расслабилось. А затем словно со стороны увидела, как передает ребёнка в сильные руки. Она знала, без объяснений, что стоит перед Лордом Сувереном людей Натаниэля: Наполеаном Мондрагоном.
Наполеан повернулся к Натаниэлю.
— Этой ночью я принесу кровавую жертву от твоего имени. Иди к своей судьбе и успокой ее. Я вернусь позже, чтобы инициировать дочь Кассиопеи в дом Джейдона, и запечатать знак рождения вашего ребенка… чтобы его имя и созвездие стало известно всем Древним, которые были до него… и всем, кто будет после.
Джослин чувствовала беспомощность и замешательство, по ее щекам катились слезы.
Натаниэль кивнул, соглашаясь, и склонил голову перед Древним, чье присутствие наполнило комнату светом и силой.
— Как пожелаете, милорд.
Колетт оставалась совершенно тихой, опустив взгляд в пол, как будто смотреть в лицо своего Суверена было табу.
Джослин моргнула, будто в трансе. А потом посмотрела на Натаниэля, когда Наполеан исчез из виду, унося с собой ее красивого мальчика. Она закрыла лицо руками и закричала от тоски, слишком стыдясь смотреть Натаниэлю в глаза.
Натаниэль повернулся к Колетт.
— Унеси Шторма отсюда… сейчас. Я позову тебя, когда нужно будет его вернуть.
Как только Колетт растворилась в воздухе вместе с прекрасным первенцем, сыном Джейдона, прижимая его к своему сердцу, Натаниэль сразу же направился к Джослин.
Джослин отступила назад, боясь его гнева, боясь резкого выговора, но к ее чрезвычайному шоку и тревоге, Натаниэль опустил голову, великолепные темные волосы, спадали вперед, чтобы скрыть лицо.
И он плакал.
Джослин застыла, наблюдая, как могущественный вампир проливает слезы перед ней.
— Натаниэль, — наконец прошептала она, — прости.
Он сгреб ее в объятия, сжимая так сильно, что она думала, что сломается.
— Джослин, я бы никогда не отнял у тебя ребенка. Я знаю, каким он казался… идеальным, но разве ты не помнишь Валентайна? Он не был привлекательным? Сильным? Физически идеальным? Ты не помнишь, насколько он был злым? Насколько порочным и безжалостным? Разве ты до сих пор не знаешь, что я готов умереть за тебя, любовь моя? За нашего ребенка? Что я бы отдал жизнь, только чтобы избавить тебя от этой боли?
Его грудь вздымалась из-за плача, и она почувствовала… стыд.
Смотреть на боль Натаниэля было худшим наказанием их всех.
******
Теперь, когда ребенка не было в комнате, разум Джослин прояснился.