Кровавая судьба

Что она узнала за все годы работы детективом о природе видов? Любых видов. Самосохранение — для них инстинкт… первобытный… сражайся или беги. Не имело значения, были они ворами, совершающими кражи со взломом, охранниками, наблюдающими за заключенными, или полицейскими, на которых напали преступники; в пылу сражения инстинкт самосохранения всегда побеждал.

Несмотря на самые лучшие намерения, один, и только один инстинкт выходил на первый план: инстинкт выживания. Глубокий, первобытный внутренний голос, что кричал: «Оставайся в живых!»

Джослин прижала руки к груди, пытаясь собрать все свое мужество. Это было правдой — волки откусывали собственные лапы, чтобы выбраться из ловушки охотника, а люди поедали своих же мертвецов во время зимы. Независимо от угрозы, независимо от препятствия, которое стояло между живыми существами и их жизнью, если все зайдет достаточно далеко… они переступят любую грань.

Джослин сглотнула и заставила себя посмотреть на темного монстра. Абсолютное отвращение на его лице заставило ее вздрогнуть, но она продолжала смотреть в его наполненные ненавистью глаза.

Она не была его врагом. Не сейчас.

Молясь, чтобы у него были способности к телепатии, она протянула дрожащую руку и осторожно положила ее на его голову. Он дернулся, дико зашипев, и пронзил ее взглядом.

«Если тебя не отпустить, ты умрешь сегодня вечером, — сказала она, ее голос дрожал даже у нее в голове. — Может быть, я твой враг, и ты, возможно, хочешь меня убить, но мы оба знаем, что я не угроза. Не здесь. Не сейчас. Не сегодня. И не этот ребенок. Он жертва, как и ты». Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, ее рука дрожала напротив его волос.

Непроизвольно подумав о монстре Валентайне в том зале, вспомнив его почерневшую душу… вспомнив зло… она поняла, что торгуется с дьяволом. Но выкинув эти мысли из головы, продолжила настаивать.

«Оборотни пришли, чтобы охотиться как на потомков Джейдона, так и на потомков Джегера — чтобы уничтожить весь ваш вид, не делая различий. Если мы будем сражаться друг с другом, мы все здесь сегодня умрем, но, если мы будем бороться с ними, то можем выжить».

Он продолжал дергаться и шипеть, явно не впечатленный ее монологом, его обнаженные клыки упирались в нижнюю губу, дыхание стало хриплым и рычащим. Его глаза сузились еще больше, пока в них не осталось ничего кроме ярости.

Джослин изучала его лицо, отказываясь смотреть в сторону. «Враг моего врага — мой друг, — она шептала слова, почти как мантру. — Враг моего врага — мой друг… Враг моего врага — мой друг!»

Она знала, что пыталась убедить больше себя, чем яростное существо, лежащее перед ней, — избитого мужчину, беспомощно ожидающего возобновления своей пытки и последующей смерти. И понимала жестокую правду: этот вампир ничего не знал о дружбе. Или лояльности. Или совместной работе с такими, как она. Но он жив, дышит. И это означает, что у него есть инстинкт выживания. Они делили общего врага, и было ясно, что враг, который представлял наибольшую угрозу для его жизни… не она.

Ее аргумент был прерван воем Тристана и его ужасающим ревом ярости, который сотряс все строение. Охотник нанес свирепый удар прямо в лицо притаившегося за дверью вампира, и Брейден увернулся с невероятной скоростью. Он легко ушел от удара, но полностью проигрывал во всех других отношениях.

Его клыки удлинились.

Его глаза горели.

Он бросился к горлу ликана, острые зубы с дикостью рвали плоть, в то время как гортанное шипение эхом отдавалось в ночи.

Джослин застыла… в ужасе.

Она смотрела на происходящее, будто на фильм ужасов, от которого не могла отвернуться. Все словно проигрывалось в замедленном темпе.

Брейден наносил удар за ударом. Его когти рвали и резали. Он мотал головой из стороны в сторону, рыча, как бешеная собака, пока тянул и терзал плоть Тристана, отчаянно пытаясь вырвать глотку мужчины. И тогда то, что дальше увидела Джослин, наполнило ужасом каждую живую клеточку ее тела.

Тристан. Ее напарник вот уже три года. Человек, которого она знала, с которым работала и которому доверяла… запрокинул непослушную гриву волос назад и испустил неестественный крик — демонический вопль ярости, который так потряс основание разваливающегося сарая, что строение почти обрушилось. Внезапно его кости стали удлиняться. Суставы трещали, и мышцы растягивались до невозможности. Грубый, густой, светло-коричневый мех стал пробиваться через поры его кожи, челюсти выступили вперед так, что стали видны острые клыки и зубы.

Волк был просто огромен, в высоту по крайней мере десять футов. Его мышцы бугрились, а глаза светились дьявольским желтым. Одной сильной рукой он схватил Брейдена за горло и, оторвав зубы мальчика от своей шеи, швырнул прямо в стену сарая.

Голова Брейдена откинулась назад, приняв на себя основную тяжесть удара, хлынула кровь. И тогда Тристан впился страшными клыками в плечо Брейдена, чуть выше сердца, разрывая его, как дикое животное… как лев, поймавший свою газель.