Кровавая судьба

Джослин не могла говорить, понимая, что становится влажной, и ощущая болезненную пустоту внутри, когда растущие волны желания накрывали ее с каждым уверенным поглаживанием его пальцев. С каждым мягким прикосновением губ. С каждым чувственным движением языка.

Она прижалась к нему: искушая его… нуждаясь в нем. Отчаянно желая почувствовать.

Натаниэль нагнулся, чтобы ослабить узел халата, и она вздрогнула, когда внезапно холодный воздух коснулся кожи. А потом отстранилась и посмотрела в его красивые глаза. Густые волосы падали вперед на совершенное мужское лицо, а темные зрачки сияли, отражая лунный свет. Во взгляде читалось что-то дикое и примитивное: животный голод.

Джослин знала, что все его мягкие ласки и ленивые исследования только для нее. Похоть в его глазах было невозможно игнорировать, животная суть такого голода не вызывала сомнений.

Если бы он заботился только о себе, то взял бы ее не сдерживаясь. Заклеймил… властно. Подавляя и доминируя, требуя полного контроля.

И все же он медлил.

Сдерживался. Упивался ее откликом… медленным зарождением бушующего огня…

Наконец их взгляды встретились, его полные губы растянулись в улыбке, обнажая идеальные, блестящие зубы, а безупречная кожа практически светилась, когда он начал мурлыкать еще громче… бесстыдно прижимаясь к ней своим твердым членом.

А потом она почувствовала нежное прикосновение клыков к своей шее, мягкое скольжение острых кончиков вдоль артерии. Он прикусил кожу и быстро отстранился… даже когда она расслабилась.

— В другой раз, mea draga, — он выдохнул, голос звучал натянуто.

Джослин провела носом по его подбородку, чувствуя себя покинутой из-за этого минутного отсутствия контакта, поцеловала в шею, руками потянулась, чтобы расстегнуть рубашку. Ее бедра начали тереться о его твердый член — толстая, пульсирующая эрекция дразняще прижималась к ней.

— Mea draga? — спросила она со стоном.

Он сбросил свою рубашку с плеч, обнажая жесткую грудь, и когда ее глаза опустились ниже, у нее перехватило дыхание: у мужчины были просто греховно-великолепные шесть кубиков… ряды безупречных мышц пресса под гладкой кожей плоского живота.

Джослин вздохнула и начала медленно расстегивать его джинсы… не в силах скрыть свое удовлетворение: этот мужчина был гладиатором. Ее гладиатором.

— Моя дорогая, — прошептал он, переводя фразу, на ушко, а потом поймал ее взгляд на долю секунды… хотя казалось, что прошла целая вечность.

В следующий миг Натаниэль приник ртом к ее губам, давая почувствовать свою похоть и увеличивающееся желание, протянул руки, чтобы обхватить ее бедра, и плотно прижал к себе.

Джослин прильнула к твердому телу, подняв ногу и закинув на мощное бедро. Она напрягалась и выгибалась, предлагая себя. Бесстыдно терлась о его бедра, пока он гладил и исследовал ее тело.

Тяжелое дыхание вырывалось из него короткими выдохами, сердце быстрее забилось в груди. Он целовал ее властно, не сдерживая стоны удовольствия, покусывая нижнюю губу и переплетая их языки. Пробуя на вкус со всевозрастающим голодом… и похотью.

Одной рукой по-прежнему держа ее за талию, он потянулся, чтобы снять свои джинсы.

Джослин затаила дыхание при виде его огромного возбуждения. Болезненно прижатый к ее животу, его член был великолепен… Гладкий, словно шелк, но твердый, как сталь… Эротическое обещание экстаза.

Натаниэль снял с нее распахнутый халат и потянул за шелковую ткань ночной рубашки.

— Сними, — его голос был хриплым от желания.

Джослин стянула с себя рубашку и встала перед ним, одетая только в шелковые трусики. Его взгляд выражал полное одобрение, а рычание заставляло ее дрожать от желания.

— Ты такая… невероятная, Джослин.

Он опустился на колени, руками провел по тонкой талии, изгибам бедер, плоскому животу и, наконец, просунул пальцы в трусики и нежно потянул за ткань. Натаниэль наклонил голову вперед и сделал глубокий вдох, его плечи слегка дрожали…

А потом он сжал ее бедра, притянул к себе, раздвинув ноги… и начал целовать. Не сдерживаясь, с наслаждением поглощал саму ее суть, пока она беспомощно стояла над ним.

Джослин кричала от удовольствия, когда его язык исследовал ее тепло: пробовал… проникал глубоко внутрь. Ее ноги ослабели. Она дрожала, хватаясь за его густые волосы, чтобы не разбиться на миллион кусочков, выкрикивая его имя.

Каждое нервное окончание оживало в ответ на опытные движения языка и глубокое, хриплое рычание, которые он издавал. Качая головой из стороны в сторону, она попыталась оттолкнуть его.

— Натаниэль, я не смогу выдержать! Это слишком, — ее голос напоминал хриплую мольбу, наполненную удовольствием и желанием.

Натаниэль не сдвинулся с места. Дразнил, прижимаясь сильнее, и полностью поглощал, наполняя дикой лихорадочной страстью, руками нежно массируя ягодицы.

— Твой вкус… — он застонал. — Святые Боги… твой вкус так… хорош. Я никогда не смогу насытиться.

С его губ срывались стоны… голодные… хриплые… страстные. И на каждый ее тело отвечало ему.

— Ты убиваешь меня, — захныкала Джослин.