Я с немым удивлением смотрела, как высокое дерево приветливо прошелестело в ответ. И даже склонилось, едва касаясь мужской головы тонкой веточкой…
А потом до меня, наконец, дошло.
Ясень. Белый ясень! Такой же белый, как и его флейта!
А я еще гадала, непутевая, с чего такой цвет необычный, его породе никак не свойственный!
— Ты был здесь, — глухо пробормотала, всё еще сама себе не веря. — Ты был здесь после моего ухода!
Где-то сбоку довольно рассмеялся леший:
— Неужто поняла, девка, наконец?
— Ну, знаете, что? — сердито топнула ногой и принялась самостоятельно выбираться на берег. — Развели тут тайны. Уж от кого, а от тебя, дядюшка, я не ожидала!
— А что там говорить-то? — изумился леший. — Кто ж с порога такие разговоры хороводит? Никаська, Никаська. Совсем одичал, ребенок, с жизнью этой городской. А ты, Волк, куда смотрел?
— Уж извини, — послышался хриплый смешок за моей спиной. — Не до того было.
Не до того ему, видите ли, было. Я уж стесняюсь спросить, чего еще начудить успел, и откуда они с лешим вообще, столь тесное знакомство водят!
Догнал он меня, кстати, быстро. Далеко уйти не дал, но и останавливать не решился, только за руку взял, переплетая наши пальцы. И врываться уже не позволил, уверенно шагая рядом так, будто точно знал дорогу и легко мог ее отыскать даже в кромешной темноте векового леса.
Где-то позади слышалась тяжелая поступь дядюшки лешего и… злиться на них обоих долго не получилось. По одному страсть, как соскучилась, а второй перепугал так, что до сих пор нутро в узел завязывается!
Как представлю, что могла его потерять, так перед глазами темнеет всё, и не вздохнуть даже.
Но всю дорогу шли молча. И вроде как я уже не злилась на них обоих, а Шетан, так и вовсе, почуяв себя в безопасности, остался у ручья травку щипать. Однако ж говорить всё-таки не хотелось. Просто…
Просто я тоже вспомнила, куда именно вела эта тропа.
— А может… — и замерла за пушистой елкой, когда до нужной поляны оставался с десяток шагов. — Не надо нам туда?
— Надо, родная, — не слушая моих страхов и сомнений, хрипло и негромко рассмеялся имперский маг, уверенно подталкивая меня в спину. — Поверь, как раз туда тебе надо.
А я всё равно не хотела. Знала, же, что ничего хорошего там не увижу — нос будто до сих пор чуял непередаваемый запах пепелища, тоски и увядания.
Но у меня, как всегда, мнения не спрашивали, и по обыкновению многое скрывали.
Выходя в тот час на поляну, озаряемую мягким светом полной луны, я ожидала увидеть уничтоженные огнем развалины. А обнаружила целый, невредимый, и будто даже обновленный скит!
Мой собственный скит, который я собственноручно сожгла много, много лет назад.
Глава 28
Шрамы не только на теле
В скит меня, ревущую и растерянную, Волк заносил на руках.
Казалось бы, ну чего причитать? А нет, как будто накрыло эмоциями так, что ни вздохнуть, ни успокоиться. Разом вспомнилось всё: и как я из столицы вернулась, и как узнала, что бабушка умерла. Как от боли, что душу выворачивала, подгибались колени, и как я со зла жгла всё, что мне о прошлой жизни напоминало — и дом, и книги, и скит этот! И как всколыхнулся во мне родовой дар, силой своей опаляя, и он же меня вышвырнул из старого леса прямо к ногам Верховной Ведьмы Рунха.
И она вспомнилась тоже. И разговор этот с Делиссой, и кладбище опосля…
Хоровод мыслей и чувств сжимал виски до головокружения, заставляя переживать снова и снова самые болезненные воспоминания. Их вдруг оказалось слишком много.
Только мужские руки, ставшие вдруг еще сильнее, чем прежде, не давали упасть и пропасть в вихре прошлого окончательно.
И как только я оказалась внутри скита, сидящей на грубой лавке, в маленькой старенькой печи тут же вспыхнул огонь, подогревая воду в гнутом чайнике, а в воздухе запахло травяными сборами.
Удивительно иль нет, но скит казался неприбранным, однако совсем обжитым.
— Эк девка, как тебя разобрало-то, — неодобрительно качая головой, уселся за столом напротив дядюшка леший. Он сам лично запаривал сбор, едва махнув рукой в сторону Волка.
А того и уговаривать не пришлось — едва разведя огонь, он отыскал в сундуке в углу простую чистую черную рубаху, накинул ее на себя, и принялся стаскивать с меня куртку. К счастью, ей только и обошлось. Уж не знаю как, но рубашка под ней, как и штаны, внезапно оказались сухими. Видать, тетушка Прусья постаралась, заговорила на совесть.
Мокрыми оказались только ботинки, их же и отправили сушиться к печке, а на ноги натянули шерстяные носки знакомой крупной вязки…
Начавшие подсыхать слезы заструились по щекам снова.
Не могла я сдержаться. Не могла, и всё тут!
Леший на сей раз только головой качал недовольно. А Волк, вздохнув, пересадил меня к себе на колени, крепко прижимая к груди. К своей кружке он почти не притронулся, но охотно споил ее мне.
После двойной порции успокаивающих трав рыдать в три ручья уже не хотелось. А вот спать — еще как!