Кровавая весна

Не удержавшись, я обернулся. Тоненькая фигурка девушки, закутанная в кучу одежек, в большой меховой шапке, перепоясанная толстыми кожаным ремнем с кинжалом и большущей поясной сумкой, легко вмещающей в себя несколько книг и все необходимые принадлежности. Наш бравый летописец во всей красе — с задорно блестящими глазами и покрасневшим от холода носом. На сгибе левой руки раскрытая книга, в пальцах правой зажато магическое перо. Алларисса в точности выполняла мое указание и тщательно описывала все важные события, происходящие в жизни нашего поселения.

Приход беженцев из разоренного Островного поселения несомненно относился к разряду важных и был старательно внесен в летопись.

— У тебя глаза стали мягче, — уведомила меня девушка.

— В смысле добрее?

— Нет, просто мягче — они начали оттаивать! Выглядят уже не как ледышки… а как весенние ледышки!

— Радует, — улыбнулся я, делая мысленную зарубку посмотреть на свое отражение. — Все записала?

— Только наброски. Подробней распишу, когда буду в тепле. У меня пальцы заледенели! А мне еще к озеру идти — надо же гномят обучать.

— Каждый день ходишь? Про твое учительство уже слышал от людей.

— Ага, — весело кивнула Алларисса. — Каждый день хожу-брожу. Ходить далеко, зато у меня каждый раз двойной обед и двойной ужин!

— А почему ты не собираешь всех детей в одном месте? Мы не делаем различий между людьми и гномами.

— Угу. Вот только наши детишки выводят буквы угольками на бересте и каменных стенах, а дети гномов предпочитают царапать острыми камешками на каменных же плитках! Попробуй потаскай все это с собой! Да и мамаши не отпускают детей до определенного возраста далеко от себя. Обычаи у них такие…

— Древний! Оченно древний обычай! — вякнул подкатившийся ко мне низенький Тикса. — Глупый обычай! Эх!

Я только и успел моргнуть, когда в затылок разговорившегося Тиксы с отчетливым глухим стуком влетел небольшой и крайне метко пущенный камешек. Тикса схватился за голову и запричитал на гномьем языке.

— Мудрый обычай! — рявкнул неспешно подошедший Койн. — Древний и мудрый! Изыди с глаз моих, недоросль!

— Изыднул! — уже издали отрапортовал Тикса, с наслаждением и полной неправильностью смакую новое слово: — Оченно быстро изыднул! Проверять изыднул!

— Не проверять, а убавлять тебя послали! Чтобы гладенько было! Понял?!

— Понял!

— Воспитываешь? — приподнял я заиндевевшую бровь, глядя вслед улепетывающему от старшего родича Тиксе.

— Воспитываю, — вздохнул Койн. — Обычаи и традиции с материнским молоком не впитываются. А жаль! Молодежь всегда и во всем сомневается. Все пробует на зуб, все норовит ковырнуть зубилом…

— Может, это и к лучшему, — пожал я стальными плечами. — Прогресс.

— Про… что?

— Забудь, — отмахнулся я. — Что ты там собрался убавлять?

— Камень в одном месте, — ответил предводитель гномов. — В норах сгархов. Цепляют боками за неровность, вырывают мех. Эх! Все в спешке строим! Если бы неспешно да с толком делали, то разве были бы огрехи? Какой позор!

— У нас нет времени на неспешность, — вздохнул я, направляясь к лестнице, ведущей на крепостную стену. — А сейчас все еще хуже, Койн. Через час общий сбор на стене. А сейчас идите в тепло. Мне надо подумать.

Больше не обращая внимания на оставшихся за спиной, я ступил на первую ступень и начал тяжко подниматься, не пропуская ни одной ступени. Беда… ох, беда…

За разговором я выдавил из замерзших людей все, что они знали, до последней капли. Я был жесток, когда бередил их израненные сердца. Но у меня не было выбора. И поэтому я хладнокровно спрашивал обо всем, цепляясь за каждую мелочь. Не гнушался уточнять у скорбящего отца о том, как именно погибла его маленькая дочь, не стеснялся уточнять у юноши о страшной смерти младшего братишки и о том, как быстро двигалась поглотившая его тварь. Отвечающие мне люди порой стонали от переполняющего их горя, по их грязным щекам текли слезы горя. Я бередил и вскрывал их душевные раны, безжалостно копаясь в них и заставляя людей заново переживать произошедшее несчастье.

Легко ли было несчастному отцу рассказать о том, как его крохотную дочурку живьем разорвали костяные пауки? Не думаю…

Что чувствовал старший брат, не сумевший защитить братишку, рассказывая, как его родича заживо поглощал чудовищный мясной ком, начиная с ног? О том, как его брат пронзительно кричал от непереносимой боли вплоть до того момента, пока не раздавило его грудную клетку?..

Но у меня не было выбора. Я не мог ждать. Я должен был идти по еще горячим следам, чтобы как можно полнее восстановить картину произошедшего кошмара.

Я своего добился.

И теперь мне требовалось одиночество, дабы соединить разрозненные картинки в своем ледяном мозгу в единое целое.

И требовалось время, чтобы прийти в себя, дабы, не дай Создатель, никто не увидел на моем промороженном лице выражение беспомощности и страха.

Добравшись до верха, я коротко кивнул стражам и зашагал к платформе подъемника. Мерный лязг сопровождал мои шаги. И этот постоянный шум хорошо прочищал мозги. Люди и гномы почтительно уходили с моего пути, кивали в знак приветствия, я машинально отвечал.