Кровавая Земля

— Пли! — крикнул Старбак. Сквозь треск винтовок он смутно расслышал клацание пуль о пушку. Старбак вытащил револьвер. — В атаку!

Он выбежал из леса и увидел, что канонирам серьезно досталось. Командир расчета упал на колени, одной рукой держась за живот, а другой — за колесо пушки. Двое других артиллеристов упали, а остальные были в замешательстве — то ли перезаряжать, то ли узнать, откуда исходит опасность.

Желтоногие пошли в атаку. Орудие стояло за перекрестком главной дороги со смоктаунской, и на пути солдат валялись остатки изгородей, но они перепрыгнули через балки и побежали дальше с максимальной скоростью, на которую были способны их усталые ноги. Теперь началась гонка между изможденной пехотой и раненым расчетом, который пытался развернуть Наполеон дулом к атакующим. Раненый канонир держал заряд картечи, готовясь опустить его в дуло, но потом увидел, что гонка проиграна, бросил снаряд и побежал на восток, подтяжки щелкали его по ногам, пока он хромал прочь.

Второе орудие попыталось спасти первое, но до того, как канониры смогли зарядить его и развернуть, защитники церкви данкеров сдались. С двух сторон их с воплями атаковало мстительное зло в сером, и тысяче янки под командованием генерала Грина этого хватило. Они рассеялись и побежали, а канониры второго расчета просто привели лошадей, прицепили пушку к передку и ускакали. Люди Старбака, по-прежнему выкрикивая боевой клич, налетели на первую пушку, похлопывая ее горячее дуло с победными криками, а всего в нескольких ярдах улепетывали сломленные янки, которых преследовали выпускаемые из леса пули. Солдаты Старбака смотрели, как удирают янки, но слишком устали, чтобы что-нибудь предпринять. Раненый канонир умолял принести воды, и один из солдат встал рядом с ним на колени и поднес фляжку к его губам.

— И не подумал бы, что вы здесь, ребята, — сказал канонир. Он попытался сесть и наконец смог прислониться к колесу пушки. — Нам сказали, что в лесах только наши, — он вздохнул и пошарил в кармане, вытащил завернутую ферротипию с женским портретом и положил на колени. Артиллерист уставился на карточку.

— Мы найдем доктора, — пообещал Старбак.

Канонир бросил на Старбака быстрый взгляд и снова перевел глаза на карточку.

— Слишком поздно для докторов, — сказал он. — Один из вас, ребята, пустил пулю мне в кишки. Пока еще не сильно болит, но еще не родился тот доктор, который мог бы мне помочь. Будь я собакой, вы бы меня уже пристрелили, — он с нежностью прикоснулся к портрету. — Самая прекрасная девушка Фичберга, — тихо произнес он, — мы были женаты всего два месяца, — он помолчал, закрыл глаза от приступа боли, вонзившейся во внутренности, и поднял взгляд на Старбака. — Откуда вы, ребята?

— Из Виргинии.

— Так ее зовут. Виргиния Саймонс.

Старбак присел рядом с канониром.

— Красавица, — сказал он. На фотографии была стройная белокурая женщина с написанной на лице тревогой. — Думаю, вы снова с ней встретитесь, — добавил он.

— Не по эту сторону жемчужных ворот, — ответил канонир. Он отрастил жидкую каштановую бородку в явной попытке выглядеть старше. Янки посмотрел на револьвер в руке Старбака, а потом снова заглянул Нату в глаза. — Вы офицер?

— Да.

— Думаете, рай существует?

Старбак помедлил, пораженный глубиной вопроса.

— Да, тихо произнес он. — Я знаю, что он есть.

— Я тоже.

— Я знаю, Искупитель мой жив [23], — процитировал Старбак.

Канонир кивнул и снова посмотрел на жену.

— Я буду тебя ждать, девочка, — сказал он, — с кофе на плите, — он улыбнулся. Она любит обжигающе горячий кофе, — по его лицу скатилась слеза. — Никогда бы не подумал, что вы здесь, ребята, — произнес он ослабевшим голосом.

Некоторые мятежники погнались за сломленными янки по лугу, но их отогнал залп картечи. Одна пуля щелкнула по дулу захваченной пушки, и Старбак приказал солдатам вернуться к лесу. Он нагнулся над раненым канониром, чтобы спросить, не хочет ли тот, чтобы его унесли, но янки был уже мертв, а в его рот заползла муха. Старбак оставил его.

Вернувшись к краю леса, некоторые солдаты обхватили головы руками и заснули. Другие вглядывались усталыми глазами на восток, где словно морской туман лежал дым, а в кукурузе, на пастбище и в истрепанном лесу кричали покинутые раненые.

* * *

Основное сражение переместилось на юг, и сцена утреннего боя заполнилась измотанными выжившими, которые слишком ослабли, чтобы драться. Теперь гигантской мясорубкой служила заглубленная дорога. Батальон за батальоном янки шли под огонь мятежников, и батальон за батальоном погибали на открытом пространстве, но с востока приходили всё новые солдаты, добавляя новые смерти к богатой жатве этого дня.