Кровавая жатва

Шерон Болтон Кровавая жатва

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться,

чтобы самому при этом не стать чудовищем.

И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.

Фридрих Ницше, немецкий философ (1844–1900)

— Она уже какое-то время следит за нами.

— Ну-ка расскажи.

— Иногда мне кажется, что она постоянно здесь, за грудой камней, в тени у башни, под одной из старых могильных плит. Прятаться она умеет.

— Так и должно быть.

— Иногда она подбирается совсем близко, а ты об этом даже не догадываешься. Ты думаешь о чем-то постороннем, и вдруг она зовет тебя одним из своих голосов, а еще через секунду она уже провела тебя. Она на самом деле заставляет тебя думать, что там, за углом, прячется твой брат или мама.

— А потом ты понимаешь, что это не так?

— Вот именно. Это она. Девочка с разными голосами. Но как только ты поворачиваешь голову, ее уже нет. Если повернуться очень быстро, можно заметить, как она исчезает. Но, как правило, ничего увидеть не удается. Все точно такое же, как было перед этим, за исключением…

— За исключением чего?

— За исключением того, что теперь кажется, будто мир скрывает какой-то свой секрет. И еще это тревожное ощущение под ложечкой, которое говорит тебе, что она снова здесь. И она следит за тобой.

Пролог

3 ноября

Наконец это все-таки случилось. Он этого боялся, хотя понял это только теперь, оглядываясь назад. Осознание того, что худшее уже позади, что больше не нужно будет притворяться, принесло своего рода облегчение. Возможно, теперь он перестанет вести себя так, будто это обычный город, в котором живут нормальные люди. Гарри сделал глубокий вдох и понял, что смерть пахнет вполне буднично: это запах сточной канавы, мокрой земли и пластика.

Череп, лежавший менее чем в двух метрах от него, казался крошечным. Похоже было, что он легко уместится на ладони, что, сжав пальцы, можно спрятать его в кулаке. С рукой было еще хуже. Она была забросана грязью, остатки плоти едва удерживали кости, и выглядело это так, словно она пыталась выбраться из земли наружу. Ярко вспыхнуло искусственное освещение, и на мгновение ему показалось, что рука движется.

Капли дождя застучали по пластику над головой Гарри, как пулеметная очередь. Ветер на торфяниках достигал уже ураганной силы, и не было никакой надежды, что временное убежище в виде полицейской палатки сможет сдержать его. Когда он парковал машину каких-то три минуты назад, было 3.17. Ночь за это время темнее не стала. Гарри понял, что он просто закрыл глаза.

Ладонь Раштона, старшего суперинтенданта сыскной полиции, по-прежнему лежала на руке Гарри, хотя они уже достигли края внутреннего кордона. Дальше двигаться было запрещено. Вместе с ними под навесом было еще шесть человек, одетых в такие же белые комбинезоны с капюшонами и высокие резиновые сапоги, какие только что натянули на себя Гарри и Раштон.

Гарри почувствовал, что дрожит. По-прежнему не открывая глаз, он вслушивался в барабанную дробь, которую дождь отбивал по крыше. Картина торчащей из земли руки не исчезала. Его качнуло. Он открыл глаза и едва не потерял равновесие.

— Немного назад, Гарри, — сказал Раштон. — Не сходите, пожалуйста, с дорожки.

Гарри послушно выполнил то, что ему сказали. Собственное тело казалось ему большим и раздавшимся, казенные сапоги были невыносимо тесными, одежда плотно обтягивала тело, и его не покидало чувство, что кости его черепа слишком тонкие. Рев ветра с дождем не прекращался, напоминая саундтрек к какому-то дешевому триллеру. Слишком много света, слишком много шума для поздней ночи.

Череп откатился от туловища. Гарри смотрел на грудную клетку, такую маленькую, на сохранившуюся на ней одежду, на которой в свете прожектора блестели крошечные пуговички.

— Где остальные? — спросил он.