Кровавая жертва Молоху

Кристер испытал такое облегчение, что чуть не заплакал. Он был рад тому, что Вера как ни в чем ни бывало приветственно лизнула мальчика в лицо, а тот тщетно пытался дотянуться, чтобы лизнуть ее в ответ.

– В будке нельзя жечь свечи, – серьезно проговори Кристер. – Может начаться пожар! Или весь воздух выгорит! Откуда ты это взял?

Маркус недоуменно посмотрел на него.

– Гав?

Кристер поднял с земли затушенную свечу и показал Маркусу.

Мальчик отрицательно покачал головой.

По коже Кристера пробежали мурашки. Он огляделся.

В ту же секунду неизвестно откуда появился молодой парень с хвостиком на затылке и в черных очках в стиле шестидесятых годов. На нем была белая рубашка и не по погоде тонкая куртка. За ним почти бегом следовала девушка в куртке с капюшоном и мешковатых джинсах. «Они похожи на ту молодежь, которая захватывает пустые здания, а потом кидает камнями в полицейских», – успел подумать Кристер. Он инстинктивно прижал к себе Маркуса. Поднялся, поставил ребенка на ноги, тот был по-прежнему в спальном мешке.

– Кристер Эриксон! – окликнул его парень. – Почему Маркус спит в будке? Из соображений безопасности? Ты боишься положить его спать в доме?

– Что?

Тем временем девушка выхватила фотоаппарат и начала щелкать.

Журналисты.

– Не смейте заходить на мой участок! – рявкнул на них Кристер, поворачивая Маркуса лицом к себе.

Парень и девушка остановились точно около почтового ящика. Они прекрасно знали границы дозволенного – и свои права. Видимо, нужно было куда больше, чем космическое существо с полицейским жетоном, чтобы отпугнуть их. Девушка продолжала снимать, а парень выстреливал из себя вопросы:

– Он опасен? Вы считаете, что он убил свою бабушку? Правда ли, что сегодня его подвергнут психиатрической экспертизе?

Кристер весь трясся, с трудом сдерживая гнев.

– Вы что, совсем спятили? Прочь отсюда, немедленно!

Он поднял Маркуса на руки, окликнул Веру, которая спокойно описывала круги вокруг вновь прибывших.

– Ко мне! Ко мне, я сказал!

Ах, если бы Ребекка могла научить собаку хотя бы самым простым командам!

Маркус дергался у него в руках, не хотел, чтобы его несли. Пока Кристер вносил его в дом, он лаял на журналистов.

– Гав! – кричал он. – Гав! Гав! Гав!

Карл фон Пост спал беспокойно. Во сне он душил свою жену тонкой металлической проволокой. Лицо у нее посинело, раздулось, как готовый вот-вот лопнуть воздушный шар. Проволока врезалась в кожу, брызнула кровь. Прокурор резко проснулся, боясь, что кричал во сне, что соседи могли слышать его крик.

Он никак не мог понять, откуда взялся этот странный сон. Наверное, он съел что-то не то. Или, может быть, он заболевает? Во всяком случае, этот кошмар никак не связан с той теткой, Майей Ларссон, и тем, что она сказала о его отце и жене. Исключено. Майя Ларссон – совершенно второстепенная фигура.

А теперь Карл фон Пост стоял в дверях кабинета Ребекки Мартинссон в прокуратуре. Альф Бьернфут сидел за ее столом, разложив перед собой дела к сегодняшнему судебному заседанию. Десять незначительных дел, одно за другим. Каждое займет не более тридцати минут.

«Восхитительно», – подумал фон Пост и почувствовал, как утреннее мрачное настроение после неприятного сна мгновенно улетучилось.

Ребекка Мартинссон отреагировала лучше – вернее, хуже, – чем он мог надеяться. Устроила сцену, как истеричная старуха, поругалась с начальником, а потом еще и отказалась выйти на работу.

А сам он теперь будет руководить следствием, она же обеспечила себе репутацию мелкой дряни и истерички. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не начать напевать и усмехаться. Нет-нет, надо напустить на себя озабоченный вид.

– Много? – спросил он начальника приглушенным голосом.

Альф Бьернфут бросил на него раздраженный взгляд.

– Как неудачно, что она приняла все это так близко к сердцу, – продолжил фон Пост, который пребывал в том настроении, какое бывало у него в детстве на Рождество. – Ужасно, что тебе пришлось приехать из Лулео, бросив все дела…

Главный прокурор прервал его нетерпеливым жестом:

– Да нет, она все так скрупулезно подготовила – написала памятку перед заседанием, список вопросов, даже набросала черновик выступления. Осталось только его зачитать.

Фон Пост почувствовал, что какой-то механизм внутри него заскрипел, рождественская музыка стихла.

– По-моему, это гнусно, – с чувством проговорил он. – Это отказ от работы и весомое основание для увольнения. Кому угодно было бы сделано предупреждение.

Он поздравлял себя с тем, что так элегантно изложил намек, – если начальник не сделает ей предупреждение, это будет явным проявлением того, что у него есть любимчики. А чтобы уволить человека, нужно сперва сделать предупреждение. Не то чтобы Бьернфут стал бы ее увольнять. Он еще не сошел с ума. Но этого и не требовалось. Получив предупреждение, Ребекка Мартинссон сама напишет заявление – это фон Пост мог почти гарантировать.

– Я дал ей согласие на отпуск, – сухо сообщил Альф Бьернфут. – Лично я буду благодарен, если она простит меня и не уволится. «Мейер и Дитзингер» будут счастливы и сделают ее акционером, если она вернется к ним.