Кровавая жертва Молоху

Она смотрит в сторону тропинки. И там, всего в ста метрах, она видит свет карманного фонарика, мелькающий за деревьями.

Десять шагов волоком, затем передохнуть несколько секунд. Спокойно, спокойно. Десять шагов волоком. Передохнуть. Главное – уйти как можно дальше. Она уже зашла под высокие сосны. Они стоят, черные и разлапистые, отбрасывая в лунном свете длинные тени. Сейчас она уже скрыта ими. А Майя пока идет в сторону дома.

Внезапно из темноты появляется нечто. Страх вонзается Ребекке в диафрагму, но она сдерживает крик. Ей требуется всего полсекунды, чтобы понять, что это.

Вера.

Собака веселой походкой подбегает к ним. Обнюхав Маркуса, она присоединяется к ним, словно это обычная прогулка по лесу.

Господи, она совсем забыла о Вере!

Невозможно спрятать и ребенка, и собаку. Вера даже не умеет лежать по команде.

– Пошла прочь! – хрипло шепчет Мартинссон собаке и отпускает Маркуса одной рукой, чтобы махнуть на Веру.

Вера останавливается. Затем поворачивает голову в сторону домика.

Ребекка ничего не слышит. Но она видит. Свет фонарика, который мечется в разные стороны.

Она тащит Маркуса дальше. Вера следует за ней.

Мартинссон смотрит через плечо, чтобы увидеть, куда она движется. Тащит Маркуса по сухим веткам, между камнями, ища место, где можно спрятаться. Яму, где можно прикрыться ветками и мхом. Елку с большими ветками. Все, что угодно. Хоть что-нибудь!

Она бросает взгляд в сторону домика. Свет фонарика крутится на месте. Потом приближается к ней. Снова вертится на месте. Снова сдвигается на пару шагов в ее сторону.

Проходит пара минут, прежде чем она понимает. Майя обнаружила следы Веры. Вера бежала по снегу. Майя идет по собачьим следам. Ей нужно время, чтобы найти очередное пятно снега со следами, но она продвигается быстрее, чем Ребекка, волочащая за собой Маркуса.

Ребекка смотрит на Веру и с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться.

«Исчезни, глупая собака», – думает она.

Но Вера никуда не исчезает. Она следует за ними. Ступает на мокрый снег. Оставляет следы.

Ребекка опускается на колени рядом с мальчиком. Все силы вдруг кончились. Им не убежать. У них нет шансов на спасение. Можно с таким же успехом лечь и не сопротивляться забытью.

– Прости, – шепчет она ему. – Я не смогу. Ничего не выйдет.

Осторожно вынимает телефон из кармана. Держит его низко, опасаясь, что свет дисплея выдаст их. «Домики у раутас, – пишет она, – опасно берегись майи». Отсылает сообщение Кристеру и Анне-Марии.

Она пытается оторвать серебристый скотч, которым обмотаны ноги и руки ребенка, но лента намертво приклеилась. Скотч вокруг его рта ей удается сдвинуть вниз, так чтобы он мог дышать.

Ребекка напряженно думает. Если она спрячет Маркуса. Прикроет его ветками, а сама пойдет дальше с Верой. В любом случае силы у нее на исходе. Даже неизвестно, сможет ли она снова подняться. Майя легко догонит ее. А потом Вера приведет ее к Маркусу. Она ведь всего лишь глупая дворняжка.

Ничего не выйдет. Ничего не получится. Хотя… есть один способ. Чудовищный способ.

– Иди сюда, – говорит она Вере, оглядываясь в поисках твердого предмета – камня, ветки.

Вот. Палка.

Мартинссон поднимает ее с земли и снова подзывает собаку.

– Сюда, моя дорогая, – говорит она. И Вера подходит.

Мартовским днем 1926 года Щепка возвращается домой с воскресной службы. Франсу Улофу десять лет. Мальчик по-взрослому шагает рядом с ней, держа ее под руку. Юхан Альбин никогда не ходит в церковь, а вот Франс всегда сопровождает ее, хотя, похоже, не может оценить ни хорошей проповеди, ни прекрасной музыки в Армии спасения.

Возможно, ему просто нравится прогуляться потом по Лулео. Когда у них есть время поговорить друг другом обо всем на свете. Или дело в том, что они заходят иногда после службы в кафе «Нурден». Или мальчик просто чувствует, как для нее это важно, делает это из любви к ней.

Когда они приближаются к дому на Лулсундсгатан, у подъезда стоит мужчина. Щепка не сразу узнает его, хотя издалека фигура кажется ей знакомой. Потом она понимает, что это директор Лундбум. Боже, как он изменился! Лицо обрюзгшее, он стоит, опираясь на столб у калитки, как дряхлый старик.

При виде него сердце пускается вскачь. Возможно, она слишком крепко сжала руку Франса, потому что он с удивлением смотрит на нее.

– Что с тобой, мама? – спрашивает он.

Но ответить Щепка не может: они уже подошли к двери, где он стоит.

Яльмар Лундбум делает несколько осторожных шагов вперед. Он опасается, что голова вновь закружится, боится упасть. На кустах рядом с ним сидит целая туча оглушительно чирикающих воробьев.

Он изо всех сил старается оставаться спокойным, но это дается ему непросто при виде ребенка. Мальчик – просто копия своей матери. На голове – копна светлых локонов. Щепка, которая во всем такая основательная, не стала стричь его коротко, и ее можно понять – у него совершенно ангельская внешность.

И еще он похож на самого Яльмара. Особенно глазами – тем, как внешние уголки глаз расположены куда ниже внутренних, что придает его лицу грустное выражение.