Из-за меня убийца расхаживает на свободе. Но разве вам, Катрин, известен хоть один случай, когда суд приговорил кого-нибудь лишь потому, что ребенку приснилось, будто тот — убийца?
Искатель загадок! Именно Катрин присвоила мне этот титул. Но одного она не знает — и не узнает до тех пор, пока предназначенное ей письмо не будет закончено, — что я никогда не стал бы таким искателем, не окажись я загадкой для самого себя.
Я познакомился с Катрин Рок, когда она была студенткой исторического факультета. Она посещала цикл моих лекций об искусстве и цивилизации Египта, вечерами по пятницам, с 19 до 21 часа. Мне нравилось видеться со своими студентами по вечерам, особенно зимой, когда коридоры Сорбонны продуваются ледяным ветром, а едва освещенные лестницы внушают опасения — уж не выскочит ли из-за угла разбойник. История необычайно развивает воображение, а я без воображения — ничто.
Так вот, зайдя в свою аудиторию, я приветствую студентов, изрядно утомленных после долгого дня (большинство уже живет полноценной, активной жизнью), мальчики слегка небриты, девочки немножко поблекли. Я усаживаюсь за кафедру и на один зимний вечер вызываю к жизни солнце Амон-Ра.
И это для меня вправду магия — видеть, как загораются их усталые глаза.
Катрин всегда садится напротив меня, очень темноволосая, очень бледная, и мне так хотелось бы обращаться только к ней. К несчастью, мой взгляд то и дело притягивает ее сосед, парнишка, лицо которого почти всегда искажено страшной гримасой: от нее его глаза почти вылезают из орбит, а губы растягиваются, обнажая отвратительный оскал. Когда я увидел эту невообразимую мимику в первый раз, то едва не прервал лекцию и не бросился ему на помощь. Я подумал, что у него острый аппендицит или внезапное отравление. Молодой человек широко раскрыл рот, и казалось, вот-вот извергнет дикий вопль. Однако он просто склонился над тетрадкой и самым естественным образом что-то в ней записал. Я уж решил было, что мне показалось, но прошло еще секунд тридцать, и его лицо исказилось той же самой судорогой.
Я дал себе зарок не смотреть на него слишком часто, но меня озадачило слишком регулярное повторение этой гримасы. В конце концов ее начинаешь ожидать. Пару раз я поймал себя на том, что растягиваю губы, подражая ему. Я против нескромного любопытства, и все же поневоле задаюсь вопросами о вещах и людях. Почему то, почему сё? Почему этот парень страдал такой ужасной странностью?
Как-то вечером Катрин Рок после занятий подошла ко мне уточнить кое-что для доклада, который готовила. Парень с гримасой уже ушел.
— Надеюсь, ваш сосед вам не докучает? — спросил я, стараясь интонировать понасмешливей.
— Это мой брат-близнец, — ответила она.
— О, простите, — забормотал я, — я не… не знал.
Как знать — может, они с виду и походили на членов одной семьи, но ведь невозможно было различить, какая физиономия у этого парня настоящая.
— Он… немного нервный, — неловко вставил я.
— У него нервный тик еще с… Ох, не помню даже, с какого возраста. Мне кажется, он всегда у него был.
Катрин говорила об этом как-то равнодушно. Она, как видно, привыкла к вопросам на эту тему.
— Мне не хотелось бы вмешиваться в то, что меня не касается, мадемуазель Рок, но неужели ваш брат не пытался вылечиться?
— Он побывал у всех докторов и всех шарлатанов Земли, мсье Азар. Самый недавний сказал, что тик у него оттого, что его слишком рано приучали к чистоте и опрятности. С такой гримасой он «высиживал» кое-что на горшке.
Катрин рассказывала об этом с таким безразличием, что я едва не расхохотался.
— А вы, — спросил я, — сами-то что думаете об этом?
— Что все кругом идиоты, а мой брат обречен ходить с этой гримасой весь остаток дней.
Теперь мне послышались в ее голосе гневные нотки.
— Не хотел бы я сейчас настаивать, — снова сказал я, — но не думаете ли вы, что, когда кто-нибудь что-нибудь делает, у него всегда есть на это причина?
Катрин посмотрела на меня непонимающе.
— Веская причина, — уточнил я.
— У моего брата есть «веская причина» гримасничать? — спросила девушка, почти рассердившись.
Я ограничился легким кивком и принялся складывать книги в сумку, давая понять, что разговор окончен. И только выходя из аудитории и протянув руку, чтобы погасить свет, заметил, что Катрин так и стоит неподвижно перед моей кафедрой.
— Мадемуазель Рок!
Она медленно повернулась ко мне и крикнула:
— Что за причина?
Я пожал плечами:
— Это ему виднее.
И добавил про себя: пусть он ее и отыщет. Разве не пришлось и мне, тринадцатилетнему, в одиночку узнать, почему я чувствовал свою вину, хоть и был ни в чем не виновным?
После следующего занятия, уже надевая пальто, я спиной почувствовал чей-то пристальный взгляд. Это была Катрин Рок; она терпеливо ждала, а рядом стоял ее брат. Я подумал, что они явились выяснять отношения.