Кроваво-красная машинка

Когда мы ходили по замку, я запомнил расположение комнат и уверенно пошел по лестнице, которая вела в кухню. Я продвигался, держась рукой за стену, со смутным и глупым страхом наткнуться на еще какую-нибудь руку. В самом низу лестницы я заметил еще дверь, совсем черную, чернее тьмы, в которой я стоял. Пока я открывал ее, она стонала долго и жалобно. Вот я уже в кухне, ставни в ней закрыты. Напрасно я моргал, пытаясь разогнать мрак — ночь так и липла к глазам. Я ослеп. Боком я ударился об угол стола, потом стукнулся лбом о каминную вытяжку. Это позволило мне наконец внутренне сориентироваться, и я сумел нащупать маленькую дверь во двор. Она была заперта изнутри только на засов. Вскоре я окликнул Катрин.

— Зайдите.

— Да вы… как вам это удалось?

Внутренним зрением я снова увидел малыша Фредерика. Дверь в кухню не закрыта. Вот он входит, вот громадные камины, вот он уже на лестнице. Темная ночь. Он даже не смеет позвать. Как и мы, он идет на ощупь и иногда спотыкается. Входит в этот коридор. Вот он и у той лестницы, что ведет в залы древностей.

— Идемте, — сказал я Катрин, приподнимая красную ленту.

Он поднимается. Удивительно, но он уже не чувствует себя таким одиноким. Что он услышал — шум? Шаги, вскрик? Как он еще мал, совсем ребенок, он боится не убийц, а людоедов. Но разве не услышал он только что: «Ко мне, на помощь!»? Убийца?

— «ДРЕВНОСТИ». Это здесь, — говорю я спутнице.

— Не повезет, если заперто…

Я нажимаю на дверную ручку, и дверь открывается. Оказавшись в зале древностей, мы вступаем из тьмы в лунный свет. На высоких окнах нет ни ставней, ни длинных штор.

— И никакой реконструкции, — замечает Катрин.

— Нет, просто запустение.

Витрины опустошены, подписи не на своих местах, за стеклами ничего нет. На месте разве что кособокая фибула на этажерке да весь заросший от пыли кастрированный Адонис.

Несмотря на все мои усилия ступать бесшумно, доски пола просто вопили у меня под ногами. Вот в такую минуту и решилась жизнь Фредерика, подумал я, оглядевшись, и достал очки.

— Так вы близорукий? — удивилась Катрин.

— Вместо глупых замечаний искали бы лучше маску.

— Ее явно тут больше нет, — отозвалась Катрин.

Что произошло в этом месте восемнадцать лет назад? — спросил я сам себя. Сидел ли Фредерик, сжавшись, в углу зала, обескураженный и объятый ужасом?

Присел и я — спиной к стене. Я представил этот зал в его лучшие времена — вот Диана размахивает луком под луной, а вон на фреске пляшет кентавр, нимфы с мозаик подмигивают мне, бронзовый атлет готовится метнуть диск, на фризе амфоры пошатывается красный Дионис — весь этот исчезнувший мир, оживший только в ночной тьме. Фредерик чувствует нарастающий ужас. Вдруг он слышит приближающиеся шаги — какой-то человек идет по каменной лестнице. Моя страсть к воображению так велика, что я будто и сам в тот миг услышал далекое эхо этих шагов.

— Мсье Азар, здесь.

— Э?

— Вот, здесь!

— Кто?

— Да вы, в конце концов, близорукий или слепой? Прямо перед вами. Маска. Вот она, здесь, над дверью.

Я посмотрел вверх. Она была там, испуганная и мертвенно-бледная, с черными дырами вместо глаз и рта. Одним прыжком я вскочил на ноги.

— Помогите мне пододвинуть под дверь этот шкаф, Катрин… Вот так. Сейчас я влезу на него, а потом подставлю вам спину, и вы отцепите маску. Ну-ка давайте, раз, два, три… Да… Да поскорее же! Вы нарочно кажетесь всем такой хрупкой? Да вы тяжелая, как дохлый осел!

— Я… я ее держу, — пролепетала она.

— За смертью вас посылать. Слезайте, черт возьми! Только поосторожней, ноги мне не отдавите!

Как-то уж слишком резко Катрин сунула предмет мне в руки и спрыгнула на пол. Я почувствовал разочарование, похлопав по этой пресловутой маске, ради которой с десяток раз мог сломать себе шею. Это была всего лишь грубая подделка из папье-маше.

— Мсье Азар, — шепнула вдруг Катрин.

Да, я услышал тоже, — хотя тот, кто подходил к нам все ближе, так старался бесшумно скользить по паркету — но паркет скрипнул и выдал его.

Кто сейчас вырастет в дверном проеме? Человек в маске из кошмара Фредерика? Раздался сухой щелчок, и из люстр брызнули потоки света.

— Простите, я, кажется, помешал, — произнес граф д’Аранкур. — Вы были так заняты, я мог бы и подождать минутку…

Я все еще сидел на комоде — и, осознавая всю несуразность своего положения, быстро спрыгнул на пол, не выпуская маску из рук.

— Прекрасный экземпляр коллекции, не так ли? — ухмыльнулся граф. — Вы рассчитываете получить за него кругленькую сумму?

Я поправил очки и сделал вид, что изучаю маску.

— Нет, — произнес я, — это не стоит и гвоздя, на котором висело.

Граф нервно рассмеялся.

— А вы знаток, мсье… Мсье?

— Азар, Нильс Азар, преподаватель истории в Сорбонне.

— Искренне рад. Ксавье д’Аранкур.

Он поклонился.

— Вам, несомненно, очень хотелось бы посмотреть на оригинал этой маски? — спросил он, по-прежнему выказывая самую предупредительную любезность. — Он у меня в кабинете. Не доставите ли мне удовольствие…

— Ну разумеется, — в тон ему ответил я.