Кроваво-красная текила

— Сэнди, которая ведет колонку светских новостей, это понравится. В последнее время она без конца мусолила истории про Лилиан и старину Дэна Шеффа.

— Если вы напечатаете мою фотографию на одной странице с мордашками светских девиц, я оторву тебе яйца.

— Я тоже тебя люблю, — ответил он. — Что же тогда подвигло тебя на этот теплый и дружественный звонок, если не желание сообщить о новостях на романтическом фронте?

— Расскажи мне про морг вашей газеты. Меня интересует информация, касающаяся убийства моего отца и проведенного расследования.

— М-м-м, это было в 84-м?

— В 85-м.

Он задал кому-то, кто находился к комнате, вопрос, который я не расслышал.

— Да, то, что происходило до 1988 года, по-прежнему хранится на микрофишах, — сказал он. — После этого мы вступили в компьютерный век. Открытый доступ, и все такое. Знаешь, получится гораздо быстрее, если я попрошу кого-нибудь из «кротов», работающих в архиве, найти что тебе нужно.

— Было бы просто здорово, Карлон.

— Значит, ты мой должник. Что еще нового? Расскажи-ка, почему ты вдруг решил покопаться в семейной истории, Наварр? Мне казалось, что ты не хочешь иметь к этому никакого отношения.

Тон, которым он задал свой вопрос, сказал мне, что он скорее профессиональный, чем личный.

— За десять лет многое меняется, — ответил я. — В особенности, учитывая, что я вернулся навсегда.

— У тебя появилось что-то новое по делу?

— Ничего такого, что подошло бы для отдела развлекательных новостей.

— Я серьезно, Трес. Если тебе удастся что-то раскопать, я хочу быть в курсе.

— И это говорит человек, чьим самым крупным достижением в колледже была статья про прорыв в технологии выращивания лука…

— А еще друг называется, — сказал Карлон и повесил трубку.

Я позвонил в галерею Лилиан, но трубку взял Бо Карнау. Сначала он сделал вид, что не помнит меня, но, в конце концов, сообщил, что Лилиан нет.

— Когда вы ее ждете? — спросил я.

— Послезавтра.

Я замолчал на пару секунд.

— Не понял.

— Все ты понял, — проворчал Бо, и я представил, как он ухмыляется — картинка получилась не слишком привлекательная. — Она уехала в Ларедо купить кое-что для галереи, оставила сегодня утром сообщение на автоответчике в студии. Могу только добавить: это меньшее, что она могла сделать после того, как вонзила нож мне в спину.

— Угу, можете добавить? Конечно, можете.

— Меньшее, что она могла сделать. Все свалила на меня и думает, будто проживет на…

Он еще много чего мог сказать, но я положил трубку на гладильную доску. Вполне возможно, он будет несколько часов толкать свою речь, прежде чем сообразит, что я его уже давно не слушаю.

Когда у меня в голове возникает такая путаница, как сейчас, я знаю, что пришло время поиздеваться над телом. Я надел спортивные шорты и футболку с надписью «Залив для волн» и направился по Нью-Браунфелс в сторону Ботанического сада. По-настоящему жарко еще не стало, но через две мили я покрылся потом с головы до ног, нашел киоск, где продавали кокосовое мороженое, купил штучку и сел в тени пекана около входа в Форт Сэм Хьюстон,[25] наслаждаясь тем, как ледяные кусочки фруктов соскальзывают изо рта в горло и дальше.

Я смотрел на военную базу и размышлял, там ли сейчас Боб Лэнгстон, и веселится ли он по поводу шутки, которую со мной сыграл вчера вечером. Я надеялся, что именно он мне звонил.

Когда я вернулся на Куин-Энн, телефон отключился, потому что трубка слишком долго была снята. Очевидно, Бо, наконец, устал от собственного голоса. Я положил трубку на место.

Я сделал серию отжиманий и «скручиваний» для брюшного пресса, потом решил навести на кухне порядок. Память о Бобе Лэнгстоне жила в холодильнике в отделении для фруктов, где несколько черных бананов превратились в продолговатые горки кашицы. Еще он оставил два бутербродных мешка с кусочками какого-то мяса в засохшем соусе барбекю, так мне, по крайней мере, показалось. Они не произвели впечатления даже на Роберта Джонсона.

К вечеру, когда зазвонил телефон, мое жилище выглядело почти чистым.

— Я очень близок к тому, чтобы закипеть от ярости, — заявил Джей Ривас. — По правде говоря, я возмущен до глубины души, Наварр.

— Я не квалифицированный психотерапевт, — предупредил я его. — Может быть, в медицинских учебниках рассказывается про комплекс неполноценности, возникающий у некомпетентных лысых толстых мужчин с огромными усами.

— Или какая-то задница размазывает свое дерьмо по всему городу, и мне приходится в него наступать.

— Ты мне хочешь что-то сказать, Джей? — вздохнув, спросил я.

Он выдохнул в трубку сигаретный дым.

— Да, малыш, хочу сказать тебе две вещи. Во-первых, вчера вечером ты напал на молодого человека, чья семья является тяжеловесами в торговой палате. Вышеназванный молодой человек не собирается подавать на тебя в суд, в противном случае мы с тобой сейчас имели бы личную беседу. Во-вторых, я слышал, что ты решил покопаться в информации касательно убийства десятилетней давности и надоедаешь людям, у которых имеются дела поважнее, чем помогать тебе, наконец, прийти к согласию с самим собой и стать мужчиной.

Прежде чем ответить, я досчитал до пяти.