Кроваво-красные бисквиты

– Ничего они не чебучат! – оборвал купца полковник. – Они такие же люди, как и мы с тобой. В них столько же дерьма и столько же крови. Они так же, а может быть и лучше нас, понимают, что выгодно, а что невыгодно. И вот Джотто убивать Скворчанского было невыгодно. Понимаешь? Невыгодно!

– А кому же тогда выгодно? – спросил Кислицын.

– Хороший вопрос. Странно, что именно ты мне его задаешь… – с улыбкой на губах проговорил Фома Фомич.

– Почему?

– Потому, – лицо начальника сыскной снова сделалось серьезным, – что смерть Скворчанского выгодна тебе и твоим сотоварищам по цеху, которые сейчас стоят на улице и пялятся на нас в окно. Видишь, как дело-то поворачивается. Еще пять минут назад ты – грозный обвиняющий, а сейчас – уже кроткий обвиняемый.

– Но это неправда! – испуганно проговорил Кислицын, до конца не понимая, говорит фон Шпинне серьезно или шутит.

– Верно, это не правда, это – логика. И, следуя этой логике, в арестный дом нужно сопроводить не Джотто, а всех вас. Посадить под замок да суток трое без еды, а потом уж и правда появится. Ты мне поверь, она всегда на третьи сутки появляется. Ты же не будешь отрицать, что тебе, Василию Ивановичу Кислицыну, купцу какой гильдии? Купцу первой гильдии намного выгоднее смерть Скворчанского, чем тому же Джотто?

– Ну…

– Не надо напрягаться, я тебе сейчас все сам объясню. Что получает итальянец от смерти Скворчанского, кроме неприятностей, да и каких неприятностей – он все теряет: прежде всего покровителя, дело, с которого кормится, ведь кто будет ходить к нему в кондитерскую после случившегося? Кроме самоубийц – никто! Да и потом, за отравление полагается каторга. И ради всего этого мягкотелый, изнеженный в средиземноморском климате итальянец идет на преступление? Никогда не поверю! Да вижу по глазам, что ты тоже не веришь… Ведь так, не веришь?

– Ну не верю, – проговорил Кислицын, рассудив, что лучше согласиться.

– Идем дальше. А что от смерти головы получаешь ты?

– Ничего! – торопливо, скороговоркой выпалил купец.

– А вот это как раз и есть неправда. От смерти Скворчанского ты… вы все, – начальник сыскной кивнул в сторону окна, – получаете много. Первое, – Фома Фомич принялся загибать тонкие длинные пальцы, и изумруд в платиновой оправе блеснул на правой руке, – кондитерская Джотто теряет покровителя. Второе, она теряет клиента. И третье, Джотто попадает под следствие, а потом, возможно, и на каторгу! Все! Черные тучи расступились, небо снова голубое…

За спиной фон Шпинне раздалось деликатное покашливание, и к столику подошел хозяин трактира Иван Евграфович Дудин, плотный, гладко выбритый мужчина средних лет. Лицо у Ивана Евграфовича было озабоченным.

– Что, братец? – спросил начальник сыскной.

– Гляжу, ко второму не притронулись, может быть, эта, невкусно?

– Нет-нет, все отменно, просто заболтался.

– Так, может, эта, сменить тарелочку, остыло все давно?

– Спасибо за беспокойство, однако не стоит. Так съем.

Кивая и пятясь, Дудин ушел. А Фома Фомич снова вернулся к прерванному разговору:

– Ну что, согласен со мной, Иван Васильевич?

Всякое мог ожидать купец Кислицын, которому по жребию выпало идти от имени татаярских кондитеров с просьбой к начальнику сыскной, но то, что он в мгновение ока сделается виноватым и, более того, даже поверит в это, такого он не ожидал… Правду люди говорят про фон Шпинне – змей, настоящий змей!

– Согласен, – кивнул купец.

– По-прежнему хочешь, чтобы я расследованием занялся, или пусть уж Яшка Алтуфьев ковыряется, горничную пытает да на нее всех собак вешает? – широко улыбнулся Фома Фомич, сверкая белыми ровными зубами.

– Да, пусть уж, эта, Яков Семенович, пусть Яков Семенович! Ему виднее будет, может, и правда, что горничная отравила… Да, скорее всего, она, кто же еще? Вот так если рассудочно подумать – горничная, больше некому!

– Ну, если у тебя все, то можешь идти, а я буду обед заканчивать.



Глава 4 Новое отравление

Несколько дней спустя

Фома Фомич вышел из сыскной, сел в полицейскую пролетку и велел кучеру Касьяну, бородатому мужику исполинского размера, ехать на Прокловскую.

– Знаешь кухмистерскую Кислицына?

– Так точно, ваше высокоблагородие, знаю! – пробасил Касьян.

– Вот туда и правь. Подвезешь меня, только остановишься не у самого входа, а чуть поодаль… ну, да ты в курсе.

– Так точно, в курсе.

Всю дорогу к Прокловской ехали молча, когда прибыли на место, Касьян остановил лошадь, как и было велено, – чуть поодаль, и, повернувшись к фон Шпинне, тихо сказал:

– Вон дом серенький, в два этажа…

– Вижу, – кивнул начальник сыскной, оглядывая улицу.

– На первом – шесть окон с розовыми занавесками. Это и есть кухмистерская Кислицына…

– А отчего вывески нет? – спросил фон Шпинне.

– Дом угловой, она с другой стороны, там же и вход.

Фома Фомич выбрался из пролетки и, глядя на кучера, сказал:

– Жди меня здесь и не вздумай заняться извозом! Не смотри на меня невинными глазами, я все знаю.

– Да было всего лишь один раз, и то знакомая попросила…

– Было три раза, три! И это то, что я знаю. На самом деле их, может быть, и больше.

– Три! – кивнул кучер.