Кроваво-красный (СИ)

 — Сегодня не лучший день для встречи. — Спикер говорил спокойно, без намека на угрозу, но где-то в коридоре приближался скрип костей, и лицо Матье из бледного становилось серым. — У Терис тоже задание, и ей нужно готовиться.

 Лязг оружия о камни приблизился, и страх бретонца обрушился на сознание, как заразная болезнь.

 Терис чувствовала и не ставила под сомнение способность Лашанса отдать приказ, после которого душитель Аркуэн не вернется в Королл. И, возможно, все это будет выглядеть как смерть на опасном задании, о котором он только что сказал. Совершенно напрасно…

 «Не надо!» — Она успела только подумать, когда за спиной Матье сверкнули белизной гладкие черепа.

 — Они проводят тебя до выхода. Здесь много ловушек. — Хладнокровное спокойствие облеклось тенью вежливости. — И да хранит тебя Мать Ночи.

 — Благодарю. — Бледные губы душителя нервно дрогнули, но, так и не сложившись в улыбку, застыли гримасой вымученного расположения. — Да хранит вас Ситис. Терис…

 Скелеты скрипнули костями, и душитель исчез в коридоре, увлекаемый ими к выходу из форта. Они не касались его, не поднимали оружия — до тех пор, пока он не сопротивлялся. Убийца не сомневалась, что они применят силу, сделай душитель хоть шаг в сторону.

 — С ним ничего не случится. — Выдержка дала трещину, и Лашанс не стал скрывать сожаления. — Он не так глуп, чтобы попытаться вернуться.

 Страх сказать лишнее боролся с желанием заступиться за душителя, и Терис промолчала, прислушиваясь к затихающим вдали шагам. Неспешным, ровным, не выдававшим попытки бежать или вступить в бой с мертвыми.

 Матье служил Аркуэн, и на этом заканчивалась вся его вина. Он помогал ей осенью, он сожалел об Очищении…

 Он принадлежал к числу тех, кого Спикер подозревал, и это пересиливало все остальное, держало душителя на грани смерти каждый раз, когда он оказывался рядом.

 — Вы думаете, что он виновен? — Нелепый вопрос не находил в мыслях ответа. Зачем ему это? Ради чего? Матье провел в убежище Чейдинхолла несколько лет и даже сейчас пытался не портить отношений, насколько было возможно. Ему дали рекомендации, позволившие стать душителем, и он верно служил Черной Руке, научился выживать с Аркуэн…

 — Пока нет доказательств. — Неестественная уверенность выдавала нечто, пугающе близкое к паранойе. — Но здесь ему делать нечего.

 — Он пришел попросить прощения. — Попытка возразить разбилась о тяжелый, заставляющий замолчать взгляд.

 — Он уже просил у меня разрешения приехать. Хотел извиниться перед тобой и спрашивал, как ты себя чувствуешь. — Убийца наконец опустился на прежнее место, и раздражение в его голосе понемногу утихло. — Я дал ему понять, что не стоит. И я не знаю, на что он рассчитывал, когда пришел.

 — Может, правда переживал? Все же он раньше работал у вас и…

 — Он никогда не нарушал запретов. — Люсьен Лашанс медленно покачал головой, отрешенно рассматривая клинок кинжала. — Никаких. И всегда понимал намеки. Ему не нужно было долго объяснять, что его не хотят видеть. В последнее время он слишком настойчиво выражает свое сочувствие и желание помочь. И мне это очень не нравится.

Глава 69

Голоса в таверне гудели ровно, напоминая о жужжании пчел над лугом около Чейдинхолла. Терис давно перестала прислушиваться к словам, ловя лишь интонации — пока что спокойные: город встревожил только недавний набег гоблинов на чью-то ферму. Но и сетования на это неприятное событие затихали, лишившись смысла с тех пор, как бойцы Гильдии зачистили логово тварей. Смерть Филиды тоже осталась в прошлом, и имя покойного командора прозвучало лишь раз в рассказе старого солдата, некогда служившего в Легионе.

 Трагическая гибель бесстрашного служителя закона затерялась среди событий, менее важных для истории, но не для людей. Кто-то ограбил ювелира, не вернул долг сосед, вышла замуж за стражника дочка кузнеца, и теперь какой-то охотник от души напивается, заливая горе.

 Так же сотрется из их памяти и Кейлия Драконис, когда слух разнесется по городу и горожане пресытятся пересудами о ранней смерти единственной женщины в страже Лейавина.

 Кейлия Драконис улыбалась и благодарила за посылку от матери. Справлялась о ее здоровье и сокрушалась, что не смогла приехать помочь по дому, слишком занятая делами города. Сожаление в ее интонациях соперничало с гордостью, и она взяла верх, когда женщина коснулась своего высокого положения, заслуженного тяжелым трудом. У нее были те же глаза, что у Перении и Маттиаса — зеленые, цвета травы с заблудившимися в ней лучами солнца, те же густые рыжеватые волосы. Такая же несколько тяжелая челюсть, как и у брата. Сходство усиливал доспех, который она носила, даже когда в нем не было необходимости. Может, смерть Филиды научила быть осторожнее, а может, неуемное чувство собственного превосходства брало верх, и кираса с гербом заменила для нее наряды. Первая и единственная женщина в городской страже... Наверное, отец гордился бы ей.

 Терис бросила взгляд в окно; над городом сгущались сумерки, и в переулке зажигали фонари, чьи огни напоминали гигантских светлячков, застывших в сыром и душном воздухе.