Русские оказались ленивыми. На мой взгляд, им по 25–30 лет. Их часто приходится подгонять. Когда мы вырыли яму и я оценил проделанную работу, стоявший рядом со мной русский неожиданно отбросил в сторону лопату и прыгнул в яму. Второй тут же последовал его примеру. Я пригнулся, думая, что мне делать, и решил тоже прыгнуть вниз. Оказалось, что я успел вовремя, потому что в следующее мгновение послышался грохот авиационных пушек и над нами со свистом пролетели снарядные осколки. Затем над ямой с ревом проплыла огромная тень. «Железный Густав», пролетавший над соседним колхозом, видимо, заметил нас и выбрал своей жертвой.
Новая уборная находится в стороне от расположения нашей части. Я выглядываю наружу, подняв голову над краем ямы, и смотрю в направлении нашего блиндажа. «Железный Густав» разворачивается на низкой высоте и открывает огонь из пушек, после чего сбрасывает пару бомб среднего размера. Через несколько секунд в небе неожиданно появляются еще два русских самолета. Они также поливают землю огнем пушек и сбрасывают бомбы. Под огнем, должно быть, оказались остальные солдаты нашей части. Или, может быть, они все еще на маневрах?
На самолеты противника обрушивают огонь все наши наземные пулеметы. Слышны громкие выстрелы 20-мм зенитных орудий. От брюха самолетов отлетают искры. Это сильно напоминает электросварку. Обычные пули легко отскакивают от брони, однако на хвосте одного из самолетов неожиданно появляется дымный хвост. Попали! Один «Железный Густав» отрывается от других самолетов, падает и, объятый пламенем, взрывается. Остальные улетают. Выскакиваю из ямы и бегом устремляюсь к нашему блиндажу. Здесь застаю только дневальных, нескольких больных и пару шоферов. Рядом с нашими машинами вижу воронки, оставленные взрывами бомб. В нескольких автомобилях пробоины. Из поврежденного бензобака одного из грузовиков вытекает бензин.
Ближе к вечеру с маневров возвращаются остальные наши товарищи. Они ничего не слышали об авианалете русских, потому что были слишком далеко отсюда. Вариас говорит, что они находились возле Карповки, рядом с железнодорожной веткой Калач — Сталинград. Быстро ремонтируем наш блиндаж.
От нашего находящегося на передовой эскадрона осталось всего восемнадцать человек. Весь полк преобразован в одну боевую группу, которую перебрасывают на те участки фронта, где в ней более всего нуждаются. Горячую еду и боеприпасы мы получаем почти регулярно, каждый день. Еду вместе с двумя шоферами развозят повара, унтер-офицер Винтер и дневальный-санитар. Требуются два добровольца, которые помогали бы разносить кухонные бачки с провизией. Составляется список, в который каждый день включаются по два солдата от каждого блиндажа. Вчера вечером такими добровольцами записались мы с Кюппером.
Становится почти совсем темно, когда мы отправляемся на задание. Садимся в «штейр» с откидным верхом и полуторатонный «опель-блиц» с обтянутым брезентом кузовом. Повар знает дорогу, но заявляет, что не может быть и речи о главной полосе обороны, ведущей к Сталинграду, потому что линия фронта сдвигается практически каждый час. Совсем недавно она проходила севернее тракторного завода, но уже вчера она, похоже, переместилась южнее. Русские предположительно находятся возле химического завода, который они упорно обороняют, создав там новый плацдарм.
— Надо спросить у кого-нибудь нужное направление, — говорит унтер-офицер Винтер. Что же, тогда поехали. Нам остается лишь надеяться на то, что мы найдем тех, кто подскажет нам дорогу.