Кровавобородый (СИ)

- Владыка, - Тауриэль коротко склонила перед королем голову, до сих пор кружившуюся и несвою от странной ее безволосой легкости. - Я пришла с просьбой.

Трандуил устремил на нее взгляд холодный и острый, как сталь, как северный ветер.

- Я хочу отправиться в Серую гавань. Прошу вас, позвольте мне уйти.

Владыка долго и безмолвно смотрел на нее, и все ее шрамы и даже разрезанные пряди волос будто открывались и закровоточили под этим взглядом, выпуская с кровью весь скопившийся в них яд. А затем Трандуил чуть заметно кивнул ей.

***

Кили медленно открыл глаза. Желтое марево дневного света было вокруг, бесформенное, как растаявшее масло. Он шевельнулся, и тут же тошнота качнулась к горлу, точно лодка на волнах. Вцепившись пальцами в мех под своей спиной, он застонал сквозь стиснутые зубы - слов не было, приоткрыть рот было жутко, но молчать - невозможно. Внутренности будто так и рвались прогуляться...

- Проснулся? - окликнул его знакомый голос, такой свирепо громкий, что Кили умоляюще зажмурился, спасаясь от этого звука. Кто-то сел на край его постели, и, приоткрыв глаза, Кили наконец узнал Бофура. Тот протягивал ему ковшик с водой.

- Держи, - сочувственно вымолвил он.

Взяв у него ковш и жадно осушив его, Кили рухнул обратно на постель. На мгновение блаженная водяная прохлада, пролившись ему грудь, смягчила гнилой ядовитый озноб его похмелья, и Кили почувствовал вялую улыбку у себя на губах, а затем все вернулось, одним коротким, свирепым ударом в живот. Фили, Торин, Тауриэль. Они все ушли от него. Кили судорожно дернулся к краю постели, и его вырвало - долго и мучительно, до боли под ребрами и желчной горечи во рту. Ни одно его похмелье не было настолько кошмарным, подумал он, когда обессиленно повалился на спину, дрожащий, мокрый от холодного больного пота, пустой до того, что живот будто со спиной слипся двумя лоскутами выпотрошенной кожи. Что холодное накрыло его лоб, и Кили провалился в сон.

Его разбудила жажда спустя полных несколько часов - дневной свет в комнате уже был тускл и красен, а тени - длинны и черны. Снова Бофур обнаружился рядом - без своей неизменной шапки он показался Кили одновременно старше и словно меньше, чем всегда. Поймав его проснувшийся взгляд, Бофур молча протянул ему наново наполненный ковшик и улыбнулся углом рта.

- Лучше?

Кили кивнул и, вспомнив прошлое свое пробуждение, поморщился и пробормотал:

- Прости. Нельзя мне пить столько.

- А что еще делать, когда ничего не сделаешь? - отозвался Бофур

Этот вопрос неожиданно потребовал от Кили ответа, перебив бесконечно звучавшее в его мыслях «Почему?». Долго он повторял и повторял это слово, кнутом обжигавшая сердце боль от прикосновения к струнам былого требовала узнать, наконец, причину, чтобы суметь принять случившееся. Почему Торину не суждено было провести выстраданные счастливые годы в возрожденном своем королевстве, почему жизни брата суждено было угаснуть в кровавую лужу оброненной лучиной вместо того, чтобы долго, долго гореть? Кили день за днем задавал себе эти вопросы и пытался непонимающим своим мучением, как палач, вырвать из себя самого ответы. Для чего он должен был пережить это, для чего?

И вот теперь, сегодня, из спутанной и слепленной похмельной мешанины его мыслей явился наконец ответ.

Эребор ныне вырван из челюстей тьмы, свободен, оживает. Казавшееся несокрушимым могущество Смауга повержено, в его погибшем огне выковал свою корону король Бард. Но есть еще одно место, еще одна великая твердыня прошлых лет, где долгие века в священных залах хозяевами - ужас и мрак. Этому должен настать конец, и в кровавой кузне Битвы, бросив сотни жизней в страшное это горнило, Создатель выковал того, кто сделает это.

Торин слишком долго истекал кровью после того, как драконьи когти вырвали из его жизни родину, слишком стремился вернуть себе свое по праву, чтобы оставить это ради чужих земель. Фили был из другого металла выкован. Он был защитник, не захватчик, и не пошел бы за войной, если бы та сама не явилась. А война должна быть начата.

Создателю нужен был тот, кому хватит бесстрашия вступить во владения Погибели Дьюрина. Ведь это страх - главное оружие живущей там, во мраке, Тьмы. А Кили ничего больше не боялся. Многое Азог вырезал из него, кроя своей сталью тела его семьи, многое утонуло в том бездонном молчании меж ним и Тауриэль, но среди этого был страх. Он пережил уже самое худшее. Что бы ни увидел Даин, что бы ни гнездилось в оскверненных коридорах Мории - там нет ничего, что могло бы его испугать.

Рывком, мотнувшим его на стену и отозвавшимся новой бурей мучительной тошноты, Кили поднялся на ноги и почти бегом бросился из своего чертога.

- Балин, - выдохнул он, едва войдя в зал совета, и Балин, подняв голову от карт и писем, увидел, как что-то новое и жуткое зажигается в его омертвелых глазах. - Незачем ждать. Мы вернем Казад Дум сейчас.

Часть 5