Кровавобородый (СИ)

Было их едва ли две дюжины. Усталость въелась в их лица, как дорожная пыль – в одежду, стирая равно и молодость, и старость, и все они были странно однолики, одна сумрачная, повязанная лишеньями и трудами семья. Почти все были мужчины и немолоды уже, только шедший первым поддерживал за плечи жену, еще одна женщина шла за ними, сильно хромая, и голова ее была обернута нечистой кровавой повязкой.

Усталый взор их предводителя остановился на Дис, стоявшей подле Кили, и лицо его осветилось улыбкой.

- О, госпожа моя, время над тобою не властно!

Сказав так, он склонился было в поклоне, но матушка с улыбкой подняла его и обняла, а Кили подумал, что не только время - все в мире было не властно над ней. Ни единого серебряного шрама не прорезала в темных ее волосах пытка годами и болью, скорбные тени не протянулись по ее лицу от могильных камней ее любимых, вопреки всем своим лишениям она оставалась статной и прямой, незапятнанно светлой в темном пепле своих траурных одежд.

Следующий из новоприбывших выступил вперед. Он был еще молод, не намного старше, чем Фили был бы сейчас. Лицо его алыми морщинами иссекали свежие царапины, не заплетенные, а больше спутанные в косы волосы его были пыльно-золотого цвета, и вместо камня и металла украшали их перья. На руке его сидел большой красноперый ястреб.

- Слыхал я, владыка здесь любит охоту, - сказал он и, поклонившись, кинул в воздух свою ловчую птицу. Ринувшись в небо, ястреб стрелой вонзился в текшую под низким серым облаком утиную стаю и, вырвав из нее кроваво-пернатый живой лоскут, вернулся, небывало обронив добычу прямо у ног хозяина, будто ловчий пес. Гном накинул на птицу клобук и ссадил ее со своей руки на руку Кили. Теплые окровавленные когти кольнули кожу сквозь рукав. - Прими в дар от Флои, сына Фрара.

Спутник его, статью не хилее Двалина, с бурым шрамом давнего ожога в половину лица и с затянутым тряпкой глазом, Фраром и назвался. Кили удивился - тот не сильно старше Флои выглядел и разве что в братья ему годился, а не в отцы.

- Фрар сгинул в шахтах, спасая меня из-под обвала, - объяснил тот. - Я похоронил с ним свое имя и влил свою жизнь в его.

Кили склонил голову.

- Добро пожаловать в Эребор.

Когда все пришедшие были привечены, матушка удержала Кили, собравшегося уходить.

- Пройдись со мной, - попросила она мягко.

Они поднялись от привратного зала на верхние горизонты, под самую вершину горы, где лежали до сих пор еще в нелеченом запустении и разрухе некогда жилые чертоги. В просторном зале высоко на южном склоне, где прихоть природы рассекла своды жилами прозрачного голубого хрусталя до самой поверхности, разбив подгорный сумрак холодными столпами белого дневного света, Дис остановилась. Рубиновая вышивка на ее сером траурном плаще полыхала алым огнем. Рубины эти, у бедных красной ниткой аль лентой замененные, означали страшные кровавые слезы, пролитые о погибших, но для Кили, с детства помнившего мать одетой так и притом видевшего, как она живет, они были искрами среди мертвого пепла, упрямо негаснущим пламенем. На плаще Дис алых камней становилось с годами все больше и теперь алым он был сильнее, чем серым, и в пламенном зареве этом, с рядами могил за спиной и по-прежнему светлой улыбкой она казалась ему кем-то нездешним и невообразимо большим, чем может быть смертная.

- Здесь мы играли, я и Фрерин, в прятки от солнца, - заговорила она, медленно пройдясь от стены до стены меж золотыми пятнами света, которыми хрустальные блики раскрасили пол. - В ветреный день здесь то и дело сменялся сумрак со светом, и когда снаружи солнце закрывали облака, мы бегали по залу и выбирали, где нам встать, а когда солнце снова выглядывало, смотрели, оказались ли мы в пятне света или нет. Торин однажды согласился поиграть с нами, тогда были мои именины. Проиграл в пух и прах - Фрерин и я ведь давным-давно запомнили, как хрусталь здесь отражает и преломляет свет, и выучили уже, где всегда остается тень… - Она со смешком покачала головой и взглянула на резную арку уводившего из хрустального зала коридора. - Дальше прежде была сокольничья башня, там держали ловчих птиц. Я не любила охотиться, а братьев было только допусти в леса!.. Особенно Торина. - Она улыбнулась своим воспоминаниям юной и по-детски хитрой улыбкой, как будто снова была девочкой, вызнавшей вкусную тайну старшего брата. - От нее назад, к воротам, шла открытая галерея, где наши знамена висели вместе с гербами гостивших у нас, и я любила гулять там по вечерам и смотреть, когда же отец вернется из Дейла, с охоты иль с других своих дел. Совсем рядом на склонах там тогда росли старые сосны, шумели даже в зной, точно дождь, и воздух как будто тоже зелен был, как берилл, и после жаркого дня чудесно пах хвоей. Я однажды заметила, как красиво блестит паутинка на сухой сосновой ветке: прямо как струны, а ветер играет на них, и Торин сказал, что вот так, должно быть, подумал давным-давно какой-то мастер и сделал первую арфу.