«Когда лучники, в числе их и наш король, остались прикрывать наше отступление, мы, как и было приказано, кратчайшей дорогой по верхним горизонтам отправились на другую сторону гор. Грохот барабанов в глубине гнал нас вперед - звук этот был страшен. День мы шли без происшествий. Несколько раз видели отсветы факелов, близящихся к нам из встречных коридоров, но каждый раз нам удавалось избежать столкновения - было ясно, что силы уж слишком неравны. Западная часть, больше рабочая, чем жилая, пострадала сильнее от разрушений и запустения, и порой мы едва могли сообразить, где же находимся и не свернули ли мы не туда. Но в конце концов наш торопливый путь вывел на обозначенный на карте совершенно ясно перекресток: два длинных пустых, лишенных ответвлений коридора сходились здесь под безупречно прямым углом.
Лучше бы мы сбились с пути».
Гладкая шелковая ленточка собственных слов помогала хоть за что-то держаться, не утонуть в ужасе, по самые вершины гор наполнявшем Казад Дум, пока он брел по скользкому от крови коридору, единственный выживший в их отряде.
«Оба пути от перекрестка вели к воротам, один забирая к югу, второй к северу. Мы долго спорили, выбирая, каким пойти, и в конце концов решили разделиться. Если один путь заведет в ловушку, у других еще будет шанс. Я был с теми, кто отправился южным путем.
Мы шли долго: коридор вел прямо и прямо, и ни одна дверь не открывалась в него, в обе стороны были гладкие стены. И когда из-за поворота впереди, без факелов, без грохота шагов, бросились ждавшие нас орки, нам негде было скрыться».
Он много схваток видел, много крови, много смертей, но это не укрепило его - бумага сгорает в огне и размокает в воде, а не закаляется. А это не битва была - это была бойня. Он хотел бы не помнить, но не мог выдавить из раненого своего разума этот яд и все видел перед глазами слитное рычащее месиво железа и плоти, беспорядочно рубящие во все стороны клинки и то, как темнота становится жидкой и бьет, плещет на стены густыми горячими струями. Его задело в висок, и он упал - это-то и спасло. Орки не различили еще живого в горе на куски изрубленных мертвецов, и когда он очнулся, он был в коридоре один, окруженный искромсанными ломтями жизней тех, кого звал друзьями.
«Они убили всех. Я остался жив чудом и, очнувшись, не знал, куда они исчезли: бросились ли в погоню за пошедшими северной дорогой или вернулись тем путем, каким пришли. Мне не оставалось ничего, кроме как отправиться на поиски спутников и надеяться, что они еще живы».
Они были живы: Создатель вел его, не иначе, потому что сам он не выбирал дороги, не помнил карту и не понимал, куда идет, когда очередной поворот оборвался под ногами у него лестницей, с которой он скатился наполовину кувырком, вслепую цепляясь непослушными пальцами за стену, и чьи-то руки потянулись к нему из темноты и вздернули его на ноги, и в ужасе он забился, давясь криком, мечтая умереть сразу, сейчас же, и не видеть, не видеть больше…
- Эй, эй! - знакомый голос. - Ори! Да он не в себе.
В глаза ему ударил свет - белый, чистый, дневной, и он зажмурился, а потом кто-то набросил на лицо ему капюшон, и он, в сумраке потеряв равновесие, упал на ступеньку. Его надежно взяли за руки, и голос Нали сказал:
- Мы добрались до ворот, путь свободен. Все хорошо, все хорошо.
Она была красивая и горькая, как рябина…
- Орки... - прохрипел Ори. - На нас напали, я не знаю, куда они потом...
- А ну-ка, - Ойн сунул ему в зубы флягу, пламенем обожгло рот и горло, он задохнулся, а потом вдруг растиснулось что-то в груди, и он почувствовал, что дышит, загнанно, задыхаясь, как будто вынырнул с глубины.
Когда глаза привыкли к свету, он сбросил капюшон с лица и выглянул за ворота: во имя Дьюрина, как же это здорово - видеть небо!.. Оно было и снизу, и сверху, отражалось в темной глади озера перед самыми вратами. Нужно дождаться остальных, дождаться, и все кончится, все будет хорошо…
Громкий свист разорвал тишину — это стоявший на часах Гимли предупреждал о том, что идет враг, — и все вскочили на ноги, а Ори застыл, не в силах больше видеть, не отводя глаз от воды, спокойной, чистой... А та забурлила, закипела, и вырвались из нее клубком спутанные страшные щупальца.
Что-то толкнуло его в сторону, спасая от выметнувшейся к воротам руки-змеи, и, упав на камни, Ори увидел исчезающий в скользком колтуне щупалец седовласый силуэт Ойна. Бой выплеснулся на берег, лапы-плети рвались внутрь горы, с одинаковой лютостью хватая и орков, и гномов, и Ори ничего уже не понимал и не чувствовал, даже страха не было, даже горя. Пусть все кончится, Создатель, пусть кончится…
Стрела прибила к земле рванувшееся к нему щупальце, и Ори увидел сквозь брызги и чешуйчатое сплетение щупалец высокий силуэт с луком в руках. Еще стрелы, одна за одной, прошили воду, и тварь отдернулась от берега, погрузилась на глубину. Лучник подхватил кого-то из лежавших на берегу, бросился в ворота, и Ори узнал его.
Ее.