Кровавое безумие Восточного фронта

После отпуска я 1 января 1942 года был призван в 58-й пехотный полк в Оснабрюк-Хасте. Мне надлежало явиться в 4-й батальон 58-й запасной пулеметной роты. Ничего хорошего от этого ожидать не приходилось! Началась тяжкая, изнурительная военная подготовка к предстоящим боевым действиям в России. Я был обычным рядовым солдатом, стрелком-пехотинцем, новобранцем. Служба начиналась в 5 утра со свистка дежурного унтер-офицера. Все происходило очень быстро — сначала команда: «Достать кофейники!» После короткого завтрака, состоявшего из солдатского хлеба с искусственным медом, снаружи раздавалось: «Стройся!» Строиться полагалось, конечно же, в соответствии с условиями марша, то есть в стальных касках с карабинами и тяжелым крупнокалиберным пулеметом SMG 34, полностью укомплектованным. В продолжительных маршах с оружием и ящиками с боеприпасами мы прочесывали тренировочную местность далеко за городом.

Послеобеденное время отводилось теоретическим занятиям: стрелковому делу, тактической подготовке. На казарменный стол водружали тяжеленный пулемет, потом разбирали его. Нужно было в асбестовых перчатках за считаные секунды заменить замок и ствол. Потом соединить пулеметные ленты и уложить их в ящики с боеприпасами. Мы учились и устранять любые возможные отказы оружия. Осваивали и оптический прицел, установленный поверх ствола.

Затем наступало время вещевой службы, а после кто желал, мог получить увольнительную до 22 часов. По вечерам я в свободное время рисовал. Тогда еще убежденный в нашей окончательной победе, я делал наброски проектов памятников павшим на фронтах. Таким образом я упражнялся ради своей будущей профессии.

Меня, молодого человека, в то время угнетало, что мне самому в скором будущем придется убивать людей или даже погибнуть самому, что отнюдь не исключалось. Потребовалось время, и немало, чтобы свыкнуться с этим. Впрочем, иного выхода не было. Подаваемый нам как особо опасный враг международный большевизм представлял угрозу для дорогой нашему сердцу Германии, посему подлежал уничтожению.

В целом, я чувствовал себя вполне готовым к предстоящим боевым действиям. К увесистым, кованым сапожищам я успел привыкнуть еще в период отбывания имперской трудовой повинности. Хотя искусству правильно намотать портянку предстояло еще учиться и учиться — нередко кое-как намотанная портянка натирала ноги до волдырей. Потом приходилось их прокалывать иголкой и выдавливать скопившуюся внутри жидкость. Ядреный запах мужского пота и кожаных ремней был повседневным в жизни пехотинцев; иногда к нему примешивалась вонь пищеварительных газов. Тогда инструкторы во всю глотку орали: «От кого так несет?» Никакого ответа, все молча маршировали дальше.

Период подготовки постепенно подходил к концу, когда вдруг произошло нечто совершенно неожиданное. В нашем казарменном блоке началась эпидемия дифтерита и скарлатины. Весь блок посадили в карантин. Ни выйти, ни войти. Пищу нам подвозили к входу в блок, откуда мы ее и забирали. Не разрешалось даже покидать кубрики — даже занятия проходили там. Впрочем, все занятия сводились к дальнейшему изучению пулемета — собрать, разобрать, снова собрать. Тошнило всех уже от этих бесконечных разбираний и собираний. В конце концов мы освоили умение разбирать и собирать оружие даже с завязанными глазами.

В период учебы весной 1942 года я еще сохранял веру в нашу конечную победу. По вечерам в свободное от службы время я набросал эскиз мемориала павшим на Крите десантникам. Лист бумаги и карандаш всегда были при мне

Полностью подготовленные подразделения, включенные в состав 6-й армии, стали отправлять на юг России. Впоследствии мне стало ясно, что я все-таки сумел избежать трагической участи моих товарищей, нашедших смерть в Сталинграде.

Когда две недели спустя карантин сняли, мы стали готовиться к первому отбытию в Россию. Тут нас погоняли на славу, заставив совершать марш-броски с полной выкладкой. В день «х» мы маршем проследовали на железнодорожную товарную станцию Оснабрюк в сопровождении полкового оркестра. Стоявшие по обочинам дороги люди махали нам белыми платочками, их было очень много. На вокзале полковой оркестр исполнил прощальный марш. Я тогда еще подумал, кому же из нас, молодых людей, суждено вновь увидеть родину. На товарной станции стояли выложенные соломой и готовые к отъезду вагоны для транспортировки свежего пушечного мяса в Россию.

Глава 3. Впервые в России 12.07.1942 г.