Кровавое дело

— Да, прежде; но теперь ее покровитель, я думаю, не позволяет ей работать. Она считалась превосходной работницей, в три дня зарабатывала за целую неделю, но с ней это случалось нечасто. Лентяйка, как и ее брат, страстного темперамента, впрочем, уважаемая всеми.

Лоб господина де Жеврэ все больше морщился.

— Довольно о вашей сестре…

Не успел он закончить фразу, как потихоньку постучали в дверь. Один из служащих вошел в кабинет.

— Что случилось? — спросил господин де Жеврэ.

— Молодая дама желает получить от вас сведения об одном из подсудимых, имя которого дает ей повод думать, что он в родстве с нею.

Следователь побледнел и встревожился.

— Эта дама сказала свою фамилию?

— Я ее спрашивал, но она отказалась назвать себя и на мои слова прибавила: «Господин де Жеврэ меня хорошо знает; достаточно ему сказать, что я живу на улице Дофин».

Следователь еще сильнее побледнел и ответил:

— Я не могу ее принять.

— Эта дама так настаивала, что, думаю, она не уйдет, пока вы ее не примете!

— Молодая дама, желающая узнать об обвиняемом, которого она считает своим родственником… — вмешался Оскар Риго. — Мне пришла в голову безумная мысль: не моя ли это сестра? Прошу вас, примите ее!

Господин де Жеврэ прекрасно знал, что его любовница способна пренебречь всякими приличиями и устроить настоящий скандал, если он откажется исполнить ее желание! Но, с другой стороны, он не мог допустить в подобную минуту и при свидетелях такой компрометирующий визит! Между тем начальник сыскной полиции подошел к нему и шепнул на ухо:

— Я не имею претензии давать вам советы, но мне кажется, вы хорошо поступите, приняв эту особу. Она может сообщить что-нибудь полезное для следствия. Удалите на минуту арестанта, и я тоже выйду.

— Пусть будет по-вашему.

Господин де Жеврэ приказал полицейскому отвести Оскара в комнату радом с кабинетом. Как только затворилась дверь, он послал письмоводителя к прокурору с каким-то поручением и затем сказал служителю:

— Введите эту даму.

Глава XXXIII

БРАТ И СЕСТРА

Софи ждала в коридоре. Плотная черная кружевная вуаль скрывала ее лицо, как под маской, так что начальнику полиции и письмоводителю, проходившим мимо нее, не удалось рассмотреть ни одной черты ее лица. Служитель подошел к молодой женщине и произнес:

— Господин следователь может вас принять.

— Когда?

— Сейчас, пожалуйста.

И растворил перед нею дверь в кабинет, куда посетительница влетела, шумя шелковым платьем. Софи остановилась перед бюро, за которым сидел господин де Жеврэ, и, поднимая вуаль, воскликнула:

— Черт возьми, мой милый, как вы заставляете ждать бедный люд!

Следователь жестом приказал ей замолчать и сказал суровым тоном:

— Ваша выходка очень неприлична, милое дитя! В первый раз вы являетесь сюда — и, надеюсь, в последний…

— Не ручаюсь за это! — возразила Софи. — Это зависит от вас…

— Как так?

— Если вы почаще будете удостаивать меня своими посещениями, так мне не придется искать вас в суде. Успокойтесь, мой дорогой, я вас не задержу: как только получу нужную справку, сейчас же упорхну…

— Разве вы не могли подождать?

— Ни в коем случае! Мое дело очень спешное.

— Что вы за историю придумали, чтобы добиться свидания со мной?

Софи пожала плечами, взяла стул, ухарски уселась и возразила:

— Судья моего сердца, к чему такой величественный вид? Мы одни, без свидетелей, бесполезно разыгрывать роль следователя перед своей Сонечкой, говорить суровым голосом, на «вы», тогда как ты сам хорошо знаешь, что мы на «ты». Но это еще не все. Отвечай-ка мне поживее: слыхал ты об одном уголовном деле, в котором замешан некий Оскар Риго?

— Да… дело об убийстве на Лионской железной дороге, мне поручено произвести дознание.

— Правда ли, что Оскар арестован?

— Да.

— Как убийца? — Да.

— Не можешь ли ты мне сказать, Риго — парижанин?

— Уроженец Бельвиля.

— Родился в котором году?

— В 1857-м.

Софи побледнела.

— В Бельвиле, в 1857 году, — шептала она, — так я не ошиблась! Этот несчастный, обвиняемый в убийстве, — мой брат!

— Ваш брат! — вскричал господин де Жеврэ.

— Да, мой брат, уехавший в Африку три года назад; я не получала от него известий уже два года. Его обвиняют…

— Все улики против него…

— И все это враки. Я знаю насквозь моего брата. Это весельчак, любящий пиры и праздники, но не способный причинить вред кому бы то ни было. Он — убийца! Полно! Почему же не сказать тогда, что и я кого-нибудь зарезала? Я отвечаю за брата, как за себя. Ты сейчас же подпишешь бумагу о его освобождении. Ну, бери живо бумагу, перо! Бедный брат, как он будет рад и как мы горячо обнимемся!

— Вы шутите, моя милая!

— Вовсе нет, не имею ни малейшей охоты. Мне кажется, ты должен мне верить и не сомневаться, если я беру его на поруки. Будучи на свободе, он не выедет из Парижа и постоянно будет к твоим услугам. Решено?

— Это невозможно!

— Невозможно! А почему? Скольких богатых людей освобождают без всякого поручительства, зачем же такая несправедливость к бедным? К тому же ты богат, ты внесешь залог за него, если это требуется…