Кровавое Эхо

Получилось не совсем на колени. Элли встала на виниловую скамейку и наклонилась над столом, опершись ладонями возле основания бокала и наклонив над ним голову. Отличный способ, не хуже любого другого, подумал Ричер. Она начала втягивать в себя кока-колу, и он посмотрел на свой бокал, где плавал круглый жирный шарик мороженого. Кола оказалась слишком сладкой, словно ее сделали из разведенного в неправильной пропорции сиропа. Пузырьки были огромными и какими-то искусственными. Вкус у всего этого был ужасающий. Ничего общего с детскими воспоминаниями о летнем дне в Германии.

— Вам не нравится? — спросила Элли.

У нее был полный рот, и она слегка забрызгала его рукав.

— Я ничего не сказал.

— Вы сделали смешное лицо.

— Слишком сладко, — ответил Ричер. — Я боюсь за свои зубы. Да и твоим тоже не поздоровится.

Элли скорчила гримасу, словно показывала зубы дантисту.

— Не имеет значения, — заявила она. — Они все равно выпадут. У Пегги уже два выпало.

Затем она снова наклонилась к своему бокалу и допила кока-колу, а потом принялась тыкать в дно соломинкой, пока мороженое не растаяло, и тогда она его тоже высосала.

— Если хотите, я могу и ваше допить, — предложила она.

— Нет, тебя вытошнит в машине, — сказала ее мать.

— Не вытошнит, честное слово.

— Нет, — повторила Кармен. — А теперь сходи в туалет, ладно? До дома далеко.

— Я уже ходила, — возразила Элли. — Мы всегда ходим в школе, перед тем как выйти на улицу. Строем. Нам приходится. Водителю автобуса не нравится, когда мы писаем на сиденья.

Она с довольным видом рассмеялась.

— Элли! — возмутилась Кармен.

— Извини, мама. Но так делают только мальчики. Я бы никогда не стала.

— Все равно сходи еще раз, ладно?

Элли театрально закатила глаза, перебралась через колени матери и помчалась в заднюю часть кафе. Ричер положил на счет бумажку в пять долларов.

— Замечательная девочка, — сказал он.

— Я тоже так думаю, — проговорила Кармен. — Ну, по большей части.

— Очень умная.

— Умнее меня, это точно, — кивнув, сказала она.

Он не стал ничего отвечать, просто сидел и наблюдал за тем, как погрустнели ее глаза.

— Спасибо вам за угощение, — поблагодарила его Кармен.

— Я получил удовольствие. И новые впечатления, — ответил он, пожав плечами. — По-моему, я еще никогда не покупал кока-колу ребенку.

— Значит, у вас нет своих детей.

— Как-то не получилось.

— Ни племянников, ни племянниц? Ни маленьких кузенов?

Он покачал головой.

— Я сам был ребенком, — сказал он. — Когда-то очень давно. Если не считать моих собственных воспоминаний, я об этом почти ничего не знаю.

— Через пару дней с нами Элли научит вас такому количеству самых разных вещей, что вы удивитесь. Да вы и сами, наверное, это поняли.

Она посмотрела мимо него, и он услышал шаги Элли. Пол был старым, под вспучившимся линолеумом завелись воздушные карманы, и ее башмачки издавали чавкающие звуки.

— Мама, поехали, — позвала она.

— Мистер Ричер тоже поедет с нами, — сказала Кармен. — Он будет ухаживать за лошадьми.

Он встал и увидел, что девочка внимательно смотрит на него.

— Ладно, — сказала она. — Ну давай, поедем уже.

Они вышли наружу, где по-прежнему царило палящее солнце. День близился к вечеру, но стало только еще жарче. «Форд-краун» уехал. Они обошли машину, и Элли забралась на заднее сиденье. Кармен несколько минут сидела, положив руку на ключ зажигания и закрыв глаза, потом открыла их и завела двигатель.

Она проехала назад через перекресток, мимо школы и еще миль шестьдесят прямо на юг. Очень медленно, примерно в два раза медленнее, чем раньше. Элли не возмущалась. Ричер решил, что, по ее представлениям, это было нормально. Он уже понял, что Кармен никогда не возвращалась домой на большой скорости.

По дороге им почти ничего особенного не встретилось. Слева ритмично подрагивали на ветру провода линии электропередач между обожженными солнцем столбами. Тут и там попадались ветряные мельницы и нефтяные насосы, часть из них работала, но большинство замерло в неподвижности. На западной стороне дороги, на краю старого поля, стояли устройства для ирригации, безмолвные и покрытые ржавчиной, потому что ветры сделали эти земли бесплодными. Кое-где осталась только селитра, так что поливать было особенно нечего. Восточная сторона дороги выглядела лучше: мескитовые деревья занимали обширные пространства, а временами попадались участки настоящей травы, принимавшие самые неожиданные очертания, словно там под землей имелась вода.