— Это не поможет, — ответил Джордан. — Если снаряд взорвется, он разрушит не только само это здание, но еще и часть прилегающего квартала в придачу.
У Эрин замерло сердце.
— Тогда, как мне кажется, каждый обретет свое место в Царстве Божьем. — Губы Григория искривились в знакомой полуулыбке. — Вся ваша троица, да, Рун?
Все вместе они приподняли пропеллер и медленно перенесли его в заднюю часть комнаты. Джордан с Эрин, поднырнув под лопасти, убирали все лишнее из-под ног переносивших эту тяжесть.
Когда пропеллер оказался на значительном расстоянии от места, на котором он лежал прежде, Джордан помахал переносчикам и знаками велел поместить его на штабель ящиков, стоявших у задней стены помещения.
— А что, если и в этих ящиках тоже хранятся бомбы? — спросил Рун голосом, напряженным после поднятия огромной тяжести этих лопастей.
Джордан уверенно покачал головой, а лицо Эрин побледнело.
— Жизнь — это вечный риск, — начал Григорий, как всегда, с философской сентенции. — Лично я не видел причины, по которой мы могли погибнуть еще тогда, когда перетаскивали эту штуку.
Выбора не было, но имелись сомнения в том, что он может переместить эту массу еще хотя бы на один фут подальше, поэтому Рун последовал предложению Григория — они вдвоем осторожно поставили пропеллер на штабель ящиков. И остановились, словно в ожидании самого худшего.
Но ящики, из которых был сложен штабель, выдержали.
Удовлетворенный содеянным, Григорий подозвал одного из своих служек и велел ему утром разыскать куратора музея и объяснить,
В течение следующего долгого и изнурительного часа они продолжали поиски в этой и других комнатах, испытывая многократные ложные тревоги, в том числе и безрезультатный осмотр обнаруженной детектором Джордана проржавевшей передвижной муфельной печи, которая в давние времена оказалась рядом с разорвавшейся бомбой.
Волосы Эрин вылезли из-под удерживающей их повязки, толстый слой пыли осел на ее щеках. Рун видел, как хаос, в котором они пребывали, действует на нее. Казалось, ее в большей степени поражало то, что столько бесценных вещей недоступны человеческому взгляду, чем то, что они пока не достигли никаких видимых результатов в поисках Книги.
Григорий относился к поискам со своей обычной настойчивостью и терпением, что было несвойственно его напористому и подчас безрассудному характеру. Этот безумный монах был более аккуратным и пронырливым, чем казался многим из тех, кто его знал.
Прибор в руке Джордана снова запищал.
Эрин бросилась к нему.
— На этот раз деталь автомобиля?
— Надеюсь хотя бы на то, что это не очередной снаряд, — ответил Джордан, идя к углу комнаты.
Рун последовал за ним.
Прибор вывел их на полуразвалившуюся ивовую корзину, наполненную кусками парусины, которые когда-то были белыми. Пыль толстым слоем осела сверху, а черные пятна плесени источили прутья по бокам корзины.
Рун поднял лежавший сверху кусок ткани. Столовая скатерть. Он положил ее на письменный столик времен Людовика XVI и потянулся за следующим куском.
— Показания прибора увеличиваются, — предупредил Джордан. — Будь осторожней.
Рун вынул из корзины еще одну скатерть, пачку салфеток и красный нацистский флаг.
Григорий весь напрягся, когда на развернутом флаге появилась черная нацистская свастика. Сколько его соотечественников погибло в борьбе с ордами, над которыми развевался этот флаг?
Рун схватил куски ткани, остававшиеся в корзине, и отбросил их прочь.
Эрин подняла полотняную наволочку, наполненную какими-то странными предметами. Разложив ее на полу, она принялась извлекать их один за другим и осматривать. Затем вытащила из наволочки книгу, но это была немецкая книга радиокодов.
Рун закрыл глаза. А может быть, судьбой было предначертано, чтобы это Евангелие всегда оставалось скрытым от глаз людских? Возможно, так было бы лучше для всех. Возможно, самым лучшим исходом было бы то, чтобы они
Эрин вытащила из наволочки почерневшие жестянки с сардинами — и сразу напряглась.
— Джордан! Рун! Смотрите! — Она держала в руке осколок серого бетона, такой же, как те, что составляли оболочку вокруг Книги.
Джордан провел датчиком поверх осколка. Датчик заверещал.
Дрожащими руками Эрин доставала еще обломки из наволочки, пока та не опустела. Эрин грустно покачала головой. Книги не было.
Рун сжал свой крест, пытаясь подавить приступ отчаяния, переключив внимание на боль от ожога серебром.
Неужели они прошли так далеко по этой стезе, чтобы вновь испытать разочарование?
Джордан провел датчиком своего прибора по обломкам ивовой корзины.
Прибор снова ожил, сигналы, издаваемые им, были четкие и ритмичные, как сердцебиение.