Кровавое Евангелие

В мерцающем свете свечей ее лицо казалось более прекрасным, чем когда-либо. Ее угольно-черные волосы, казалось, светились отраженным светом, а в серебристых глазах танцевали озорные искорки. Глядя ему прямо в глаза, она, всплеснув руками, сказала:

– Так скажите же наконец, падре, что у вас за миссия?

– Я пришел для того, чтобы кое-что сообщить вам.

Элисабета притихла. Улыбка сошла с ее лица, серебристые глаза потемнели, словно их затянули штормовые тучи.

– О моем супруге, графе Надаши?

Рун не мог рассказать ей этого. Он не мог причинить ей боль. Падре стиснул в руках свой крест, надеясь, что тот придаст ему сил. Но, как обычно, крест лишь усилил его боль.

– Он пал… – прошептала Элисабета.

Конечно, будучи женой воина, она сразу поняла все.

– Это была смерть героя. В…

Она, прислонившись спиной к стене, едва слышно произнесла:

– Прошу вас, не надо подробностей… пощадите меня.

Рун недвижно застыл перед ней, не в силах сказать ни слова.

Элисабета склонила голову, стараясь не показывать слезы.

Как пастырю душ, ему надо было сейчас быть с ней. Ему надо было молиться вместе с ней, говорить о воле Божьей, объяснять, что Ференц сейчас греется в лучах славы. Ведь Корца много раз исполнял эту роль, утешая многих скорбящих.

Но выполнить этот свой долг для нее он был не в силах.

Только не для нее.

Ведь на самом деле он страстно желал заключить ее стройное тело в свои объятия и, прижимая к своей груди, унять ее печаль. Но вместо этого Рун отошел от нее, позволив своей трусости сотворить жестокость по отношению к ней – оставить ее одну в это трудное для нее время.

– Я выражаю свои самые глубокие соболезнования в связи с постигшей вас утратой, – сдавленным голосом произнес он.

Элисабета подняла на него глаза, полные печали. Едва заметные искорки удивления и смущения промелькнули в них, утонув в бездонной печали. Она изо всех сил старалась придать лицу обычное выражение, но безуспешно: она так и не смогла полностью согнать с лица гримасу боли, вызванную его холодностью.

– Не буду вас задерживать, падре. Время позднее, а путь вам предстоит дальний.

Не сказав ни слова, Рун ушел.

Он покинул ее, потому что любил.

Бредя, спотыкаясь, по промерзшей дороге, уводившей его прочь от дома Элисабеты, он понял, что между ними все изменилась. Да и она, разумеется, поняла это. Ференц был в некотором роде стеной, отделяющей их друг от друга, удерживающей обоих на безопасном расстоянии.

А без этой стены многое может исчезнуть.