Находясь под впечатлением от всего услышанного, Владимир призвал к себе самых ближних бояр, в числе которых были Блуд и Добрыня. Ссылаясь на пример княгини Ольги, Владимир повел речь о том, что ему, как правителю, было бы выгоднее принять веру в Христа, чтобы встать вровень со всеми европейскими государями.
«Даже дикие угры и те приняли христианство, не говоря уже про немцев, чехов, моравов и поляков, — молвил Владимир. — Все западные страны от Польши до великого океана поклоняются единому христианскому Богу. Все христианские короли и князья взирают на полабских славян, варягов, пруссов и литовцев как на диких зверей, ибо среди этих племен распространено язычество. Без должного уважения относятся на Западе и к русским князьям по той же причине. Недаром мудрая княгиня Ольга ездила в Царьград, чтобы принять крещение из рук самого патриарха. После этого ромеи выказывали княгине Ольге не показное уважение, а василевс Константин Багрянородный даже предлагал Ольге стать его женой».
Владимир хотел знать, как отнесутся его ближайшие советники к тому, если он все-таки примет крещение здесь в Познани, и выступят ли они в его поддержку перед лицом дружины, которая может возмутиться, узнав об этом. К разочарованию Владимира, все его советники в один голос принялись отговаривать его от столь опрометчивого шага. Даже Блуд и тот рьяно ругал христиан вместе со всеми. Общее мнение бояр выразил Добрыня, который сказал своему племяннику, что его похотливое желание овладеть дочерью маркграфа Эккарда не является поводом и оправданием для отречения от языческих богов.
«Не следует забывать, племянник, что все христианские короли платят церковную десятину и являются слугами двух первосвященников, один из которых сидит в Риме, другой — в Царьграде, — молвил Добрыня. — Причем папа римский и патриарх царьградский издавна враждуют друг с другом, внося раскол в среду христиан. Трудно понять причины этой вражды, ведь и латиняне, и православные веруют в Христа, в Богоматерь, святых угодников, а их священной книгой считается Библия. Обряд крещения одинаков и у тех, и у других. Разница лишь в языке: у католиков церковные службы идут на латыни, у православных — на греческом.
Русь покуда избавлена от вражды, раздирающей христиан, и от уплаты церковной десятины. А что касается уважения, то Святослав, сын Ольги, будучи язычником, прошел многие земли с мечом в руке, не зная поражений, и перед ним склонялись как бохмиты, так и христиане. При желании Святослав мог жениться на любой христианке, даже на родственнице василевса ромеев. Однако Святослав не стремился к этому, он не собирался отступаться от дедовских богов ради единого христианского Бога».
Непреклонность старших дружинников, не желающих видеть своего князя слугой папы римского, сильно расстроила Владимира. Ему пришлось, смущаясь и краснея, объяснять маркграфу Эккарду в присутствии Мешко, что против воли дружины он пойти не может, иначе останется без власти. Тогда Мешко и Эккард, посовещавшись друг с другом наедине, решили пойти наперекор всем церковным правилам. Так сильно одному хотелось насолить князю Собеславу, а другому так сильно не терпелось породниться с богатым киевским князем.
К изумлению и негодованию епископа Зигмунда, маркграф Эккард объявил Владимиру, что он может взять его дочь в жены без церковного обряда и благословения. Владимир просто должен был дать слово в будущем все же пройти обряд крещения в его латинской форме. Мешко, оправдывая поступок маркграфа Эккарда в глазах епископа, заявил, что только так удастся втянуть Русь в лоно римской Церкви, ведь если нельзя действовать силой, значит, нужно применить хитрость. Узы любви не в силах порвать никто, а посему рано или поздно князь Владимир примет веру во Христа, побуждаемый к этому любимой женой.
«А то, что у Владимира уже есть три жены в Киеве, — это не беда, — добавил Мешко. — Ведь и у меня было семь жен, когда я был язычником. Но женившись на христианке и уверовав во Христа, я отказался от всех прочих жен. Ныне я ревностный христианин, живу с одной супругой и свято чту христианские заповеди».
Глава седьмая
Сеча при Влоцлавеке
Упоминая про христианские заповеди, Мешко лицемерил. Всю свою жизнь он только и делал, что грешил, не страшась ни Божьего гнева, ни осуждения священников, ни людской молвы.
В свите Мешко имелся человек, который следил за тем, чтобы все польские вельможи кланялись ему одинаково низко. Всякий вельможа, не дотянувшийся при поклоне до полу рукой, немедленно наказывался плетьми. Мешко обожал, когда его приближенные или просители раболепствуют и пресмыкаются перед ним. Мешко доставляло удовольствие взирать на то, как знатные люди строят козни друг другу, доносят и наушничают ради того, чтобы оказаться поближе к княжескому трону. Мешко без зазрения совести давал высокие должности тем можновладцам, которые соглашались исполнять его самые грязные поручения или приводили к нему на ложе своих жен, сестер и дочерей.